скамейки возле подъезда, молча посидел в темноте. Затем позвонил Пантарчуку.
– Ну, наконец-то, – отозвался тот, – куда вы со Скротским подевались, я уже хотел разыскивать вас.
Василий попросил прислать за ним машину, коротко объяснив, что произошло. Пантарчук поднял из постелей водителя с охранником и собрался сам.
Увидев, что Василий едва передвигается, повез его в больницу.
Дежурный врач, к счастью, оказался травматологом. Осмотрел ногу, прощупал, хмыкнул, предупредил, что будет больно, и резко вправил. Василий вскрикнул. Врач снова хмыкнул:
– Терпи, казак. Смотри впредь, куда ноги ставишь.
– Да на ровном месте, доктор.
– Для кого ровное, а для тебя буераки.
Прежняя боль стала уходить, он осторожно пошевелил ногой. Стало чуть легче. Василий осторожно наступил на нее, заметно повеселел.
Глава сорок первая
Безумие
Минуло много событий. Прошло и главное из всех.
Мария Магдалина была рядом, когда под улюлюканье толпы Йешуа, надрываясь, тащил крест на Голгофу. Ее сердце колотило в груди так, что, казалось, вот-вот вырвется наружу. Мария была вблизи и тогда, когда стражники раскорячивали Йешуа на кресте и вколачивали в его ладони железо. Она не отрывала от него глаз, когда он умирал. И потом, когда окровавленное безжизненное тело снимали с креста, она тоже была поблизости.
А затем Йешуа стал являться ей.
И апостолы устроили Марии крепкую трепку. Чем настойчивее она передавала слова Йешуа, тем больше все вылезали из кожи. Не верили. Особенно старался Петр. Гнобил Марию и отводил глаза в сторону под ее обрекающим взглядом. Ведь это он стал отступником, это он троекратно отрекся от Йешуа.
Струсил. Какой же он кремень после этого? Ему было стыдно за тот свой страх. И он страшился осуждения Марии. Ибо шалел от нее так же, как Иуда Иш-Кериййот.
Петр твердил себе, что не предавал Йешуа, как это сделал Иуда. Но далеко ли он ушел от Иш-Кериййота, трижды отрекшись? И что перевешивает на весах: трижды или единожды? Петр маялся. И знал, что это будет продолжаться до самой смерти.
Он пытался приткнуться на ее подстилку, но получил крепкие затрещины и обозлился. Ведь уже никто не мешал. Уже не было Йешуа и не было Иуды Иш-Кериййота. Однако по-прежнему приходилось яростно кусать локти.
И вот подошла пора, когда Марии Магдалине стало невозможно скрывать беременность.
Разглядев ее живот, Петр в злобе стал называть Марию блудницей. Уверял всех, что она всегда была потаскухой. Что блудила еще до Йешуа, и при нем и после него. И вряд ли сама знает, чье семя дало плод в ее утробе.
Мария терпела. Пусть идет, как идет, пусть называют шлюхой, но она-то знала, чье дитя носит под грудью.
Когда пришло время рожать, она исчезла.
Петр знал, что занимался оговором, ибо сразу понял, от кого Мария ждала ребенка. Но остановить себя не мог. Надеялся сломить ее упрямство. Однако хороша надежда, когда она сбывается.
У Марии родился сын. В одном из селений, где ее мало кто знал. Приютилась у Иессея.
Прошло около года. Сын рос, уже елозил на подстилках, сидел, делал первые шаги.
А Петр искал Марию. Упорно. И нашел, потому что тоже знал Иессея.
Она не удивилась, увидав Петра. Предчувствовала его появление. Но встретила настороженно.
Он глянул на ребенка, ползающего в углу на тряпках. И сразу, без предисловий проговорил, стоя у порога:
– Собирайся, Мария. Я стану отцом для чада Йешуа.
Навязчивость Петра обескуражила ее. Но Мария быстро взяла себя в руки и постаралась отвести опасность от дитя:
– Ты называл меня блудницей. Разве у блудницы может быть чадо Йешуа?
– Не кори, Мария, – насупился Петр. – Я не глуп, чтобы не увидеть истину. Забудь обиду. Я тебя искал.
– Я не звала тебя, – отрезала Мария. – У дитя Йешуа будет только один отец. Или так ты надеешься загладить свою вину перед Йешуа?
– Ты же знаешь, он меня простил, – сухо выдавил Петр.
– Он – да. Он был добр ко всем. Но сам ты себя никогда не сможешь простить. Иди, Петр, иди.
Петр не отрывал глаз от ребенка:
– Подумай, хорошо подумай, – прозвучало как предупреждение.
Мария поняла, что после этого отказа Петру ее тайна пойдет гулять с ним по городам и селениям. Но иначе поступить она не могла.
– Уходи! – отказала она решительно. – Тебе не нужно было приходить!
Петр напружинился, заиграл скулами, не двигался в дверях. Взгляд его был недобрым. Потом медленно развернулся и тяжело шагнул за порог.
А дальше случилось то, чего Мария опасалась. Петр в своих проповедях стал упоминать о рождении у Марии сына от Йешуа. Скоро эту весть стала гулять по селениям.
Иессей услышал ее от фарисеев в синагоге и прибежал домой, изрядно перепуганный. Марию Магдалину искали. Но в селении ее знали под другим именем, как родственницу Иессея, поэтому фарисеи убрались не солоно хлебавши. Однако очень скоро некоторые в селении стали проявлять нездоровое любопытство. Иессей снова отчаянно испугался и стал просить Марию, чтобы она укрылась где-нибудь в другом месте.
Она и сама это понимала. И в одну из ночей с ребенком на руках тихонько растворилась в темноте. Побрела по бездорожью, во тьме сбивая о камни ноги. Стадий через семь передохнула и снова тронулась дальше.
Через два дня доковыляла до селения, в котором жил Алиаким. Попросила спрятать в его семье сына. А сама пошла в Ерушалаим, чтобы отыскать апостолов. Но лучше бы ей было отправиться в Галилею, потому что в Ерушалаиме сейчас Понтий Пилат поощрял гонения на последователей Йешуа. Фарисеи рыскали по всем дворам, не давали покоя никому.
Мария не успела осмотреться в городе, как в дом, где она остановилась, толпой ввалились фарисеи. Один из них тыкал пальцем и кричал, что видел ее рядом с Йешуа. Марию вытолкнули на улицу и погнали на окраину города. Она едва удерживалась на ногах от сильных толчков в шею. Перед глазами – дома, дворы, дома и рычание злых голосов за спиной.
Уже были недалеко от окраины, когда в одном из домов распахнулись двери и из них выступила женщина с ребенком на руках. Марии показался дом знакомым. Но, увидев дитя, она вспомнила о сыне и улыбнулась женщине. А та вдруг четко произнесла:
– Да это же Мария Магдалина.
Фарисеи раскрыли рты. Уж не промахнулась ли баба.
– Нет, – ответила женщина. – Это она.
– Я не знаю тебя, – растерянно пробормотала Мария.
Женщина скривила губы в усмешке:
– Вспомни Иуду Иш-Кериййота. Ты была с ним в этом доме, – проговорила она. – А теперь
