Лонгиноз Ломджария от возбуждения и радости не чуял под собой ног. Огромный успех «Чагуны» растрогал его.
Уча в последний раз прошелся в танце перед разгоряченными зрителями и, укутав Цию в бурку, выхватил ее из круга.
Чагуния, Чагуна, ха,
Воделия, Чагуна, ха,
Чагу, Чагу, Чагу, Чагу,
Чагуния, Чагуна, ха, —
пели и прихлопывали в такт дети и взрослые.
Слова песни и хлопки молотом стучали в уши Бондо. Чтобы не слышать этого, он зажал уши руками и бегом бросился к лесу. Здесь можно было укрыться от терзающего душу мотива, остаться одному со своими горькими думами. «Узкие бедра, широкие плечи, а повадка оленья», — это красоту и удаль его соперника прославляли многочисленные зрители.
Опустошенный и разбитый, Бондо долго слонялся по лесу. Солнце зашло. Стемнело. Беспросветная мгла навалилась на лес. Но Бондо все не уходил. Совесть вконец замучила его. Он не мог себе простить, что любит невесту другого, и если бы просто другого, но своего же друга! Единственное, чем он оправдывал себя, что Цию он полюбил до знакомства с Учей. Да что там полюбил — считал ее своей невестой.
Он решил больше не возвращаться в барак. Видеть Учу и Цию ему было невмоготу. «Прямо отсюда пойду на вокзал и айда с первым же поездом. А вещи? Бог с ними, с вещами. Обойдусь без них как-нибудь. Но что подумают товарищи? Наверняка сочтут за дезертира, да еще в такое время. Интересно, кого посадят на экскаватор? Некого, где теперь найдешь драгера. И все же, что подумают товарищи? Да пусть себе думают что хотят... А я так больше не могу, не могу, и все... Не надо было приезжать на стройку... И на что я надеялся, на кого?.. И Уча, видно, просто терпит меня. А в душе презирает... Поделом мне! А что думает Ция? Да ничего, смеется, видно, надо мной. Нет, не может быть. Но почему же не может быть?»
Бондо даже не заметил, как он вышел из лесу и направился по дороге, ведущей к Поти. Что ж, он навсегда уходит от Ции, никогда больше не встретится с ней, никогда больше не услышит ее голоса. Но голос Ции звучал в его ушах, и образ Ции, той Ции, которая, печалясь, провожала его в армию, неотступно преследовал его. И как говорила она тогда: «Я подожду тебя, Бондо». Нет, не дождалась она его, отдала свое сердце другому. Не надо было сюда приезжать, не надо было снова встречаться с Цией...
В ожидании Бондо Гудуйя всю ночь не сомкнул глаз. Он ворочался с боку на бок, кряхтел и стонал. Куда мог деваться Бондо? Экскаватор сегодня не работал, кино давно закончилось, столовка и клуб закрыты, народ разошелся по домам. Где же до сих пор Бондо?
Едва только рассвело, как Гудуйя был уже на ногах. Барак спал. Гудуйя решил было пойти на канал, но вспомнил, что сегодня Бондо работает во вторую смену.
Собака с удивлением смотрела на хозяина. С тех пор как они покинули хижину, Гудуйя ни разу не поднимался в такую рань. И вообще хозяин не любил суетиться. Но сейчас он вдруг засуетился, не зная, что предпринять и куда идти. Невольно ноги понесли его к дверям комнаты Васо Брегвадзе. Даже не постучавшись, он открыл дверь и вошел в комнату.
Заслышав скрип двери, Брегвадзе тут же проснулся и сел в постели. Он явно не ждал гостя в такую пору. Нашарив на тумбочке очки, он надел их и, щурясь, неузнавающе уставился на раннего посетителя. Наконец он признал Гудуйю и сразу догадался, что тот чем-то не на шутку взволнован.
— Что стряслось, Гудуйя?
— Бондо не пришел... Уже утро, а Бондо все нет, — в голосе Гудуйи слышалась тревога, и Васо мигом пришел в себя.
— Который час?
— Уже утро, — повторил Гудуйя. — Уже с полчаса, как рассвело.
— Да, да... Наверное, он выпил, и его кто-нибудь зазвал в гости...
— Но он не пил, даже к столу не пришел. Как только Чагу отнял у него свою невесту, Бондо выскочил из круга и бросился к лесу.
— Что ему было делать в лесу?
— Не знаю. Я его больше не видел.
— Он, наверное, на работу пошел.
— Он сегодня во вторую смену работает...
Неяркий утренний свет осветил задумчивые лица стариков...
Гудуйя частенько помогал Лонгинозу Ломджария. У снабженца дел было невпроворот, и только Гудуйя улучит, бывало, свободную минутку, тут же бежит на подмогу Лонгинозу: то в Поти отправится с поручением, то на завод, то в порт, то на железнодорожную станцию. Вот и сегодня Гудуйя с утра собирался на станцию справиться о прибытии состава с лесом. Попрощавшись с Брегвадзе в коратской конторе, Гудуйя поспешил на станцию, так ничего и не узнав о Бондо...
Только вошел Гудуйя в здание вокзала, как тут же увидел Бондо, стоявшего в очереди к билетной кассе. Лицо Бондо было серым от бессонницы, а одежда помята, — видно, ночь он провел на вокзале. «Куда это он собрался?» Гудуйя быстро направился к Бондо.
— Доброе утро, Бондо, — коснувшись рукой его плеча, сказал Гудуйя.
Бондо, вздрогнув, обернулся. Лицо его было настолько измученным, что Гудуйя с трудом признал в этом человеке прежнего Бондо. «И это за одну-то ночь?!»
Юноша на приветствие не ответил.
— Где ты пропадал всю ночь?
— Я был здесь.
Гудуйя понял, что встреча с ним и расспросы неприятны Бондо, но удержаться все же не смог:
— Зачем ты здесь?
— Я уезжаю домой.
— Куда?
— В деревню, куда же еще.
— Там что-то случилось?
— Нет. Я уезжаю насовсем.
— Почему?
Бондо не ответил. Каждый вопрос Гудуйи заставлял его досадливо морщиться. Гудуйя прекрасно видел это, но сделал вид, что ничего не замечает.
— Касса еще не открыта, — сказал Гудуйя. — Давай присядем, — направился он к длинной скамейке с высокой спинкой.
Бондо послушно последовал за ним. Он не мог отказать старику. Ему хорошо было известно, как долго Гудуйя жил в лесу в полном одиночестве. Причины
