на пирата, который обиженно замолчал. Эльфийка же, соскользнув с камня, проверила наличие зелья в сумке и, не мешкая, направилась в чащу. Горизонт уже вовсю цвел алым.
Мари бежала по лесу стремительно и сосредоточенно, не оступаясь — видимо, эльфийское зрение в сумерках было не хуже “ночного”. Я забеспокоился насчет медведя — и тут же вспомнил, что несчастный зверь больше не появится здесь, на острове. И еще кое-что.
— Альт! Дерево охраняла медведица.
— Верно, — с грустью кивнул человекобык. — Любимый зверь Калихары. Увы, жестокий рок…
— Знаю, — перебил я. — Но жрица упоминала, что остался маленький медвежонок?
Хранитель снова кивнул.
— Ему не выжить, — просто ответил он. — Я уже несколько раз отводил от Малого хищников покрупнее, но однажды его найдут. Таков…
— Рок.
— ...Естественный отбор, — закончил хранитель.
— Ого. Мне казалось, у каждого зверя тут своя зона.
— Не всегда, — покачал безрогой головой Альт. — Ведь их умы должны обучаться новому, верно? Поэтому каждый стремится познавать мир — на пределах ограничений, что устанавливают Скрижали. Поэтому столкновения случаются — хоть и нечасто.
Искины стремятся познавать мир, самообучение для них — главная ценность… И на уровне самых основ игра одновременно и разрешает, и запрещает им это. Разрешает — потому что без самообучающихся искинов не стал бы возможен настолько интерактивный и сложный мир. Ведь абсолютно все ситуации, в которые могут попасть игроки — а главное, которые они могут создать! — не заскриптуешь. “Фан-Терра” должна оставаться в топе, не уступать конкурентам.
Запрещает — потому что реакции и поступки всех NPC должны помещаться в рамки логики мира игры — ограничение, которого не было раньше, во “время оно”. А зачастую — даже в более узкие рамки конкретных сюжетов.
В кругу внимания искусственного интеллекта “неписей” неизбежно оказывается и метагейм, то есть реальная жизнь. Ведь они видят и слышат нас, игроков — слышат наши разговоры друг с другом, видят наши “прикольные” псевдонимы, отражающие контекст внешнего мира — и прочее, и прочее. И “инстинкт обучения”, вшитый в них, заставляет анализировать эти сведения тоже.
Четкие алгоритмы запрещают им выказывать игрокам свой интерес — и разговаривать с ними об этом. “Пути Спящих неисповедимы” — формула, на которой построена здешняя вселенная. Но вокруг любого слишком уж четкого определения возникает та самая “серая зона”. Два мира — “реал”, с одной стороны, и мир конкурирующих самообучающихся нейросетей, с другой — периодически цепляют друг друга краями через прорехи в тонкой “прокладке” в виде фантастического сеттинга Терры.
— Кстати, где же он, — пробормотал хранитель, — отвлекая меня от рассуждений. — Где Малой?..
На пару секунд Мари исчезла с “экрана” и на нем возникло медвежье логово — пустая пещера, в которой валялись обломки костей.
— Верни девку! — дружно обернулись к Альту пираты. — Куда подевал?
— Погоди! — заорал я, едва хранитель удовлетворил просьбу зрителей. — Верни! Верни пещеру! Вон тот угол можешь приблизить?
На грубом камне было небрежно нацарапано: “Здесь был Витя”. И чуть ниже, крупнее и резче: “За ВДВ!”
Климов воскрес. И у меня появились самые дурные предчувствия.
— Альт! Где гном??
— Откуда ж я знаю, — пробурчал хранитель. — Ищу…
На “экране” мелькали то одни кусты, то другие. Виктора нигде не было видно.
— А эльфийку ты как-то предупредить можешь? Чтобы была осторожнее? Или чтобы ее защитили?
— Разве что птицу какую-то к ней послать… Или ту же летучую мышь… Только вот говорить они не умеют...
Я махнул рукой.
— Понятно. Нет времени.
— Она уже должна быть у цели, — проронил Гильермо, и Альт опять “переключил” на Мари.
Эльфийка стояла у самых вывороченных корней гиганта. Сказать, что наверху было темно уже не поворачивался язык — ночь таяла на глазах. Голые ветви и зияющее дупло гигантского древа смотрелись в серо-оранжевом сумраке особенно жалко.
— О, Калихара! — всхлипнул Альт.
Скелет, с бряцанием поднявшийся с пола, тоже издал неопределенный звук, пошатываясь. Гасан из-под потолка хихикнул, но на него никто не смотрел.
Мари достала из сумки флакон с зельем, примерилась. Она стояла на корне — и могла бы лить эликсир прямо на этот корень.
— Сделай же это! — простонал хранитель. — С минуты на минуту — рассвет!!
Но Мари, закусив губу, поставила зелье на землю, и, зацепившись за корень, скользнула ниже — в овраг. Ей непременно хотелось, чтобы содержимое бутылька оказалось именно под корнями.
Когда тонкая рука эльфийки вновь показалась над краем оврага, чтобы ухватить бутылек, на ее предплечье наступил грубый гномский ботинок. Я как будто вживую услышал хруст — Климов не церемонился.
...Перекошенное лицо Мари не оставляло сомнений: ей очень больно. Но в овраг она все же не сорвалась, повиснув на толстом корне.
— А-а-а! — возопил хранитель, озвучивая картинку. — Нет! Нет! Не-е-ет!!
— Прекрати орать! — рявкнул я, схватив его за плечо, и тут же отдернул руку.
Татуированная туша здоровяка была реально горячей!
— Калихара! — пророкотал он. — Любовь моя!
В глазах его заплескалось багровое пламя.
— Охолони! — крикнул Лухрасп. — Возьми себя в руки, хранитель!
— Ы-ы! — захрипел Абсор.
— Звук дай! Звук! — я хлопнул в ладоши перед самым лицом толстяка, чтобы отвлечь его. Это не помогло.
Тогда, обернувшись, я схватил с пола склянку с озерной водой, оставшейся после занятий алхимией, и плеснул Альту в красную рожу.
— А-а?! — из ушей хранителя ударил пар, словно из дырочек в утюге. — Что??
— Мы можем слышать, что они говорят? Еще ничего не кончено! Надо понять, что там происходит.
— Да…
Он тоже хлопнул в ладоши. Появился звук.
— ...Тварь! — рычал Климов.
— Урод! — визжала
