что может стрелять, направлено на него. Вода кипит от снарядов, пулеметных очередей. А маленькое суденышко мчится вперед по прямой, и кажется, и дела ему нет до того, что творится вокруг.
Как только протянулась дымная полоса, катера рванулись в нее.
Знаете ли вы, что такое торпедная атака?
Все совершается в считанные минуты и в таком бешеном темпе, в таком напряжении, что человек действует автоматически, как бы не думая. Катер рвется в атаку со скоростью девяноста километров в час. Ветер гудит, волны бьют, брызги по лицу хлещут. А надо обнаружить врага, точно выйти на курс, потому что до поры до времени торпеда и катер — одно целое и от того, как ты направишь судно, зависит успех атаки.
Вот в такой-то решающий момент, когда катер Бориса Фруля шел в атаку, в судно попал снаряд. Он ударился о воду, рикошетом снизу вверх пробил днище и… не взорвался, пролетел над кормой, упал в воду.
В пылу сражения никто и не заметил этого. Никто, кроме Коли. И вот перед ним пробоина, туда уже хлещет вода. Что делать? Крикнуть? Но все заняты, и, если хоть одного оторвать, — атака сорвется На катерах лишних людей нет, и когда суда идут в бой, главное — выполнить боевую задачу. Риск, конечно, всегда был велик. Ведь по сути дела суденышки наши были абсолютно беззащитны: дюралюминиевые, без брони, они и пули-то боялись, не то что снаряда. Но одна удачная атака оправдывала все: и риск, и возможные жертвы. Один, два потопленных транспорта — и враг лишался сотен, а то и тысяч солдат, множества боевой техники. А у нас в атаке участвовали человек тридцать. Так что главное — нанести удар.
Оглянулся Коля: чем бы заткнуть брешь? Нет ничего, а вода заливает. Тогда, не раздумывая, плотно прижался к пробоине.
Море — не пруд, и даже в тихую погоду, даже на малом ходу катер сильно колотит, трясет. Телега, которая катит по булыжной мостовой, по сравнению с атакующим катером — мягкий вагон. Командир стоит в турели — это такой круг, для того чтобы не вывалиться, чтобы не смыло. Круг этот обшит кожей, а внутри вата, но все равно после каждого боя все тело у тебя в синяках.
А тут крупная зыбь, бешеная скачка по волнам. И Коля прижимается к пробоине. Если бы снаряд прошел сверху вниз, рваные края глядели бы наружу, в воду. А так мальчик изо всех сил старался удержаться на острых, рваных железных «лепестках».
Коля слышал, как плюхнулась в воду торпеда. Но юнга ждал другого! И вот наконец взрыв! Значит, попали! А потом он увидал удивленное лицо Александра Цымбалюка, который глядел на него. И все. Мальчишка потерял сознание.
Цымбалюк действительно удивился: хлопчик лежал на «полу», и вода под ним была красная. Он быстро подхватил Колю, крикнул. Подбежали товарищи, заткнули пробоину, начали снимать с мальчугана ватные брюки. Да не брюки уже, а клочья, с которых капала кровь.
Три недели пробыл Николай Лебедев в госпитале, а когда вышел, его ждала радость: за мужество, проявленное в бою, юнга Лебедев был награжден орденом Отечественной войны II степени. Два миноносца и два транспорта были уничтожены в том бою.
У всех торпедников были, конечно, ордена, но эта награда была особенно дорога каждому.
— А я что говорил? Во парень! — Цымбалюк показывал — «на большой палец».
— Весь в тебя, — смеялись матросы.
Кончилась война. Катера базировались теперь в Балтийске. К тому времени Николай Лебедев был уже старшиной группы мотористов.
— Догнал-таки меня, — говорил Цымбалюк. — И жалко ж тебя отпускать на другой катер, но иди, расти. А я скоро демобилизуюсь и — до дому, до хаты.
Там, в Балтийске, Николай окончил вечернюю школу-десятилетку. Ведь он и в трудные военные годы учился. Старшие товарищи выкраивали каждую свободную минутку для занятий с ним. Вскоре Николай поступил в Калининградское высшее военно-морское училище.
Последний раз видел я его в 1949 году. Он был уже на третьем курсе.
Я вышел в отставку, вернулся в родной город. Несколько раз пытался найти бывшего юнгу, но безрезультатно. Где он сейчас? Как живет, где служит?
Очень хотелось бы мне это узнать.
Литературная запись А. Меньшова.
Анна Грудина
Мы из Ленинграда
В 1941 году пионерский лагерь Кировского завода, который находился на станции Сиверская, был эвакуирован в Ярославскую область.
Аня Грудина, в то время председатель совета пионерского лагеря, в эвакуации вела дневник. Эти дневниковые записи и легли в основу ее воспоминаний.
На Московском вокзале стоит длинный поезд. Матери ведут за руки маленьких детей. Старшие, пионеры, помогают грузить вещи.
Шум… крики… Малыши плачут: «Мама! Мама!»
Валентина Максимовна Баженова, начальник Кировского пионерского лагеря, мечется от вагона к вагону, от матерей к детям.
К вагону подходит Виктор Титов, он ведет за руку двух сестренок — Галю и Лиду. Он что-то шепчет Гале, а губы у него дрожат. Мать, провожая его, говорила:
— Смотри, Виктор, ты им теперь вместо отца и матери. Отец остается здесь. Он от завода — никуда.
Я гляжу на своих маленьких сестренок. Девочки сидят прижавшись друг к другу, а мама тревожно заглядывает в окно вагона. Отец прощался с нами вчера. Долго ночью смотрел на спящую самую младшую дочку Люсю. Она крепко спала, положив руку под щеку. Маша и Рая тихо сидели за столом, а мама учила меня:
— Ты старшая, Аня, смотри за сестренками, береги их. Почаще постирушки делай, чтобы в грязном не ходили.
Мама заплакала, а отец, посмотрев на часы, сказал строго:
— Ну, хватит, мать, реветь. Девчонки, пейте молоко и спать.
Он поднял бутылку, молоко белой тонкой струйкой полилось в чашки. Рано утром он ушел на завод, а мама поехала провожать нас на вокзал.
* * *
Приехали на станцию Нея Ярославской области. Темно. Вышли из вагонов усталые, измученные долгой дорогой и волнениями. Выходили, строились по отрядам со своими вожатыми. У каждого сбоку был противогаз.
На привокзальную площадь встречать нас пришло людей видимо-невидимо. Одна женщина принесла ребятам вареные яйца, другие — молоко, картошку, хлеб, приговаривали:
— Сердешные, намаялись. Как жить-то будете без матерей.
На станции всем приемом детей распоряжался человек с густой, темной шевелюрой — Павел Иванович Парфеньев. К нему подбежала Валентина Максимовна, глаза у нее полны слез.
— Товарищ, вы председатель колхоза, возьмите нас, кировских, к себе, мы
