тлинкиты быстро усвоили разницу между ними и русскими факториями. Постоянно воевавшие между собой племена стали просить главного правителя поставить русские редуты на границах родовых владений. К служащим все чаще обращались за непредвзятым судом в межродовых ссорах. Многими трудами компанейских людей удалось убедить аборигенов не убивать рабов при похоронах и закладке нового жилья, а отпускать их на волю. Все шло к долгожданному миру и добрым отношениям, но случилась эпидемия, в которой тлинкиты подозревали белых людей, будто они наслали ее умышленно.
На островах Ситхинского архипелага дымили бездействовавшие прежде вулканы, небо было черным, густые кроны деревьев и лица, подходивших на батах колошей, были в саже, тлинкиты выглядели напуганными и смирившимися. В дыму была и сырая Ситха. Где-то тряслась и колыхалась земля, при безветрии поднимались высокие волны. Шевелился и взрёвывал под землей Юша-змей, уставший терпеть людскую алчность.
Среди островов шквальный порыв ветра сорвал с мачты парус, ворвался в кубрик, смел с голов сидевших шапки, загасил лампаду под образом Нерукотворного Спаса и Сысой подумал, крестясь, что умер кто-то из очень близких людей. Его опасения вскоре подтвердились, до Ситхи дошла весть, что отошел к Господу благочестивый инок Герман. Промышленные, жившие на Афогнаке, передавали, что в день его кончины видели огненный столб над Еловым островом.
Матросы были увлечены рассказами и пересказами недавнего бегства троих служащих Компании: Никиты Караулова, Николая Иванова и креола Ипполиона Солтанова. Первые двое пытались бежать в британские владения еще прошлым летом, но были схвачены и возвращены нанятыми тлинкитами, наказаны розгами и оставлены для работ в порту. Сговорившись с креолом Солтановым, они решились на другой побег: украли лодку у колошей, живших по соседству с Ново-Аархангельском, прихватили двух ситхинских девок и бежали в проливы. Тлинкитам была обещана награда за их поимку, но беглецам удалось скрыться. Два месяца они плутали среди островов архипелага, поросших густым лесом, грабили и крали, убили двух колошей, вырезали две семьи, умертвив одиннадцать человек, увезли еще двух индеанок, вступили в перестрелку с погоней, убили вождя, многих ранили. Караулов был убит. Двое раненных подельников, спасаясь от погони, вернулись в Дионисьевский редут и сдались. К редуту прибыл отряд хайдинцев мстить за смерть вождя, но ситхинцы остановили их. Вскоре к редуту подошел компанейский бриг, начались переговоры о вире за убитых и раненых. Компания заплатила родственникам пострадавших товарами на 1237 рублей, а Иванова с Солтановым, после лечения, отправили в Охотск.
Бриг вошел в Ситхинскую бухту. Дождя не было. По небу неслись низкие облака, но видна была приметная вершина горы Святого Лазаря. Селение под ней заметно расширилось и вышло за стены крепости. Бриг встал на бочки, Сысой с первой шлюпкой высадился на берег и отправился к главному правителю в высокий дом на кекуре. Караульный послал подручного на второй этаж и вскоре пропустил прибывшего комиссионера. Сысой встал перед новым главным правителем колоний.
Иван Антонович Купреянов принял калифорнийца в мундире старшего морского офицера. Он был при богатых пышных усах, какие носили встарь военные чины, моложав, но с изрядной лысиной в обрамлении остатков бывших кудрей и, судя по всему, ничуть ее не стеснялся. Старовояжному передовщику правитель показался веселым, со смешливыми глазами, без надлежащей важности в лице. При нем находился гладко выбритый статский, дворянского вида и выговора, но почему-то с аккуратно подстриженными усиками. Что-то менялось там, на закате: военные зачастую брили усы, когда-то положенные им по реестру, гражданские их отпускали. По виду, компанейского чиновника с небольшим брюшком, выпиравшим из смешного сюртука с обрезанными спереди полами, Сысой принял его за ревизора. Правитель Купреянов стал с жаром расспрашивать комиссионера о Россе и его истории, чиновник внимательно слушал ответы. Будто спохватившись и что-то вспомнив, Купреянов позвонил в колокольчик, что-то приказал появившемуся служке. Тот вернулся с подносом, на котором стояли три серебряных стаканчика размером чуть больше наперстка. Сысой опрокинул один из них на защипавший язык, продолжил осторожный рассказ, вскоре понял, что Купреянов пытается защитить и оправдать Росс, почувствовав поддержку, заговорил откровенней и свободней.
– Я так и думал, – главный правитель стал напирать на невинно улыбавшегося чиновника: – еще в двадцатых годах обозначилась конкуренция частно-индивидуальной и компанейской форм собственности. При Шмидте частным хозяйствам удалось подняться, но в дальнейшем компанейская собственность стремилась поглотить или жестоко ограничить их.
– Частный работник может обеспечить едой себя и семью, не более того, – вежливо возразил чиновник. – А служащий обязан приносить доходы Компании: работать не только на себя… Помилуйте, Иван Антонович, за что же тогда платить жалованье?
Правитель и чиновник сдержано заспорили. Сысой водил глазами с одного на другого, не всегда понимая, о чем идет речь. Оба вдруг уставились на него с вопросом во взглядах. Он не сразу понял с каким. Поморщился, тряхнул бородой.
– Что там! Из полусотни россиян и креолов Росса, с десяток занимались пашней при Шелихове, а пашни было меньше девяноста десятин, сейчас больше полутора сотен, а работают на земле двенадцать служащих. Что они могут без индейцев? А плотники, кожевенники, часовщики, жестянщики, встанут спозаранку, выгонят скотину к вольно нанятому бакеру, вернутся с работ – вспашут землю в самых непригодных местах, бывает, и лопатами на горе, вырастят, сожнут, обмолотят: у них и скотина жирней, и пшеница с ячменем лучше… Их жены и дети работают на огородах.
– Отдай все частнику, – усмехнулся чиновник, – забудут, что служат Компании, а позже и о том, что россияне.
Правитель заерзал в кресле, желая возразить, но, видимо, не хотел делать этого пристаровояжном промышленном. Затевался заумный спор, и они отпустили Сысоя. Вставая с места, он попросил Купреянова:
– Отпусти на Кадьяк с партовщиками? Обратным рейсом вернусь.
– Разумеется! – ответил правитель. – Ты зерно и муку привез, тебе его развозить по отделам и факториям.
Побывав у начальства, исполнив главные поручения, Сысой направился к храму Михаила Архангела, стоявшему на том же месте, но расширенному и перестроенному. Вечерняя служба еще не началась, в храме пахло горелым воском и благовониями. Две креолки с убранными волосами, неспешно протирали иконы. Сысой поискал глазами первую, главную икону Архистратига с «Феникса», трижды поклонился и приложился к ней, затем тихо вышел.
Бриг уже наполовину разгрузили. Сысой пересчитал бочки и мешки с провизией, принял отписки от приказчиков. Капитан, оглядывая посадку судна, потребовал догрузить его камнями для остойчивости. Сысой опять пошел к правителю: по его соображениям легче было перенести бочки с провизией на шхуну, чем шлюпками возить камни с берега. Купреянов, снисходительно и
