кабинет, служивший одновременно и библиотекой и оружейной.
За стеклом в раме из красного дерева стояли мелко- и крупнокалиберные ружья. И виднелось пустое место, где раньше была двустволка. На книжных полках лежала целая коллекция бестселлеров, изданий книжного клуба, а также один ряд скучных учебников по экономике и психологии рекламного бизнеса.
— Вы работаете в отделе рекламы?
— В отделе деловых связей. Я начальник отдела в «Сентениал банк». И мне следует сегодня утром быть там. Мы сейчас составляем программу нашей работы на будущий год.
— Это дело может подождать один день?
— Не убежден.
Он повернулся и открыл оружейную витрину, а также ящик под ней, где хранились патроны. Все это отпиралось одним медным ключом.
— А где хранится ключ?
— В верхнем ящике моего письменного стола. — Он выдвинул ящик и показал мне. — Сэнди, разумеется, знает, где он лежит.
— Но и кто угодно другой мог легко его найти.
— Верно. И все-таки я уверен, что взяла она.
— Почему?
— Чувствую.
— Она любит баловаться ружьем?
— Конечно, нет. Если вас научили, как пользоваться ружьем, вы никогда не будете им баловаться, как вы выразились.
— А кто ее научил?
— Разумеется, я. Я же ее отец.
Он вновь подошел к витрине и погладил ствол крупнокалиберного ружья. Затем осторожно закрыл и запер стеклянную дверцу. И, должно быть, увидев в ней свое отражение, вдруг отшатнулся и потер ладонью заросший щетиной подбородок.
— Вид у меня жуткий. Неудивительно, что Бернис без конца цепляется ко мне.
Он извинился и вышел. Я тоже посмотрелся в стекло. Не могу сказать, чтобы я выглядел наилучшим образом. Рано утром я не так быстро соображаю, но одну не совсем приятную мысль мне все же удалось смутно сформулировать: Сэнди была связующим звеном в несложившемся браке, а я — связующим звеном в сложившейся на данный момент ситуации.
В кабинет неслышно вошла миссис Себастиан и остановилась подле меня перед самой витриной.
— Увы, я вышла замуж за бойскаута, — сказала она.
— Бывают и более печальные судьбы.
— Назовите хоть одну. Моя мать предостерегала меня против красивых мужчин. Выходи замуж за умного, говорила она. Но я ее не послушалась. Бросила карьеру манекенщицы, хотя я и сейчас могу рассчитывать на свои достоинства. — И она провела рукой вдоль бедра.
— С личными достоинствами у вас все в порядке. К тому же вы еще и откровенны.
— Поняла за эту ночь, что надо быть откровенной.
— Покажите мне дневник вашей дочери.
— Ни за что!
— Вам стыдно за нее?
— За себя, — сказала она. — Да разве дневник сможет рассказать вам больше, чем я?
— Сможет. Например, спала ли она с этим молодым человеком или нет?
— Конечно, нет, — сказала она, и лицо ее вспыхнуло от гнева.
— Или с кем-нибудь другим?
— Чушь! — Но тут ее лицо помертвело.
— Да или нет?
— Конечно, нет. Сэнди удивительно невинна для своего возраста.
— Или была. Впрочем, будем надеяться, что осталась.
Бернис Себастиан отступила на более твердые позиции:
— Я, то есть мы, наняли вас не для того, чтобы вы копались в личных делах моей дочери.
— Вы меня пока не наняли, миссис Себастиан. А в таком рискованном деле, как ваше, я хотел бы получить задаток.
— Что значит «рискованном»?
— Ваша дочь в любую минуту может вернуться домой. Или вы с мужем вдруг передумаете…
Она остановила меня, нетерпеливо взмахнув рукой:
— Хорошо. Сколько вы хотите?
— За два дня работы и на непредвиденные расходы. В общем, двести пятьдесят долларов.
Она села к письменному столу, достала из среднего ящика чековую книжку и выписала чек.
— Что еще?
— Ее последние фотографии.
— Посидите, я сейчас принесу.
Когда она ушла, я просмотрел корешки чековой книжки. После выплаты мне гонорара, на счету у Себастианов останется меньше двухсот долларов. Их великолепный новый дом, нависший над крутым обрывом, являл собой точное отражение их жизни.
Миссис Себастиан вернулась с целым ворохом фотографий. Темноволосая, в мать, Сэнди выглядела на них серьезной девочкой. Большинство фотографий фиксировало ее в действии: вот она скачет верхом, едет на велосипеде, стоит на вышке, приготовившись нырять в воду, целится из ружья двадцать второго калибра, точной копии одного из выставленных в витрине. Держала она его со знанием дела.
— Кстати, миссис Себастиан, насчет стрельбы из ружья. Это увлечение самой Сэнди?
— Нет, мужа. Это отец приучил его к охоте. И Кит решил передать великую семейную традицию дочери. Голос ее звучал насмешливо.
— Она ваша единственная дочь?
— Совершенно верно. Сыновей у нас тоже нет.
— Можно мне осмотреть ее комнату?
Мать заколебалась.
— Что вы надеетесь там найти? Следы разгульной жизни? Наркотики?
Она старалась сохранить насмешливый тон, но я понял смысл ее вопросов. В комнатах молодых людей я находил вещи и более странные.
Комната Сэнди была полна солнечного света и свежего нежного аромата. Я нашел там очень много такого, что и ожидал найти в комнате невинной серьезной старшеклассницы. Груду свитеров и юбок, школьные учебники и несколько хороших романов, вроде «Сильный ветер на Ямайке». И целый зверинец мягких игрушек. Вымпелы привилегированных учебных заведений, розовую, всю в оборочках сумочку, полную разнообразной косметики. Фотографию другой юной школьницы. Она улыбалась из серебряной рамки на стене.
— А это кто?
— Лучшая подруга Сэнди, Хейди Генслер.
— Я хотел бы поговорить с ней.
Миссис Себастиан снова заколебалась. Эти ее колебания тянулись недолго, но в них постоянно чувствовалась какая-то хмурая напряженность, словно она далеко вперед рассчитывала каждый свой шаг в крупной игре.
— Гейслеры ничего не знают о случившемся, — сказала она.
— Не можете же вы разыскивать свою дочь и одновременно держать от всех в тайне, что она пропала. Гейслеры — ваши друзья?
— Просто соседи. А девочки и в самом деле очень дружат. — Неожиданно она приняла решение. — Я попрошу Хейди заглянуть к нам перед школой.
— Почему не прямо сейчас?
Она вышла из комнаты. Я спешно осмотрел все возможные тайники: заглянул под овальный розовый коврик из овечьей шерсти, поглядел между матрасами, на верхней полке в стенном шкафу, под бельем в комоде. Перелистал и перетряхнул несколько книг. Из «Сонетов с португальского» выпорхнул листок бумаги.
Я поднял его с коврика. Это был кусок линованной тетрадной страницы. На нем кто-то ровными черными буквами вывел:
Послушай, моя пташка, ты делаешь мне больно,
Размахивая крыльями у меня в крови.
Пожалуй, лучше вскрою себе вены,
И выпущу на волю пташку из крови.
Миссис Себастиан наблюдала за мной, стоя в дверях.
— Вы тщательно работаете, мистер Арчер. Что это такое?
— Стишок. Интересно, не Дэйви ли его написал?
Она выхватила
