— Как же вы могли пойти на это? — спросила она. — Ведь Даниэла Лаутербах чуть не убила вашего сына Тиса — после того как столько лет накачивала его наркотиками!
Терлинден на секунду приоткрыл глаза.
— Вы все равно не поймете… — ответил он устало и отвернулся.
— А вы объясните мне, — не отступала Пия. — Почему Даниэла Лаутербах так обошлась с Тисом и подожгла оранжерею?
Терлинден открыл глаза и уставился на Пию. Прошла минута, вторая…
— Я влюбился в Даниэлу, когда мой брат в первый раз привел ее домой… — сказал он вдруг. — Это было в воскресенье. Четырнадцатого июня тысяча девятьсот семьдесят шестого года. Это была любовь с первого взгляда. И все же через год она вышла замуж за брата, хотя они совершенно не подходили друг другу. Они были жутко несчастны вдвоем. Даниэла добилась огромных успехов в своей профессии, брат все время был как бы в ее тени. Он все чаще бил ее, даже на глазах у персонала. Летом тысяча девятьсот семьдесят седьмого года у нее случился выкидыш. Через год еще один, а потом и еще. Брат хотел наследника, он злился и обвинял во всем Даниэлу. А когда моя жена еще к тому же родила близнецов, между ними вообще все кончилось…
Пия молча слушала, не решаясь перебивать его.
— Даниэле надо было, наверное, развестись с ним… Но через несколько лет брат заболел. Рак. Неоперабельный. Она не хотела бросать его в таком состоянии. В мае тысяча девятьсот восемьдесят пятого года он умер.
— Как удобно для обоих… — саркастически заметила Пия. — Но это не объясняет того, почему вы пытались помочь ей скрыться, несмотря на то что эта женщина похитила Амели и Тиса и заперла их в подвале. Если бы мы не нашли их в самый последний момент, они бы утонули, потому что фрау Лаутербах затопила подвал.
— Что вы такое говорите?.. — недоуменно уставился на нее Терлинден.
Пия вдруг поняла, что Терлинден и в самом деле мог ничего не знать. Он пришел в больницу, чтобы повидать сына, но до разговора об обстоятельствах его исчезновения дело, по-видимому, так и не дошло, помешала нелепая, трагическая смерть Сарториуса. Кроме того, Тис все равно вряд ли смог бы что-нибудь рассказать отцу. Она подробно, во всех деталях рассказала ему о попытке жестокого, циничного убийства Амели и Тиса.
— Не может быть… Не может быть… — бормотал Терлинден, пораженный услышанным.
— Еще как может! Даниэла Лаутербах хотела убрать Тиса, потому что он видел, как ее муж убил Штефани Шнеебергер. А Амели — потому что она благодаря Тису тоже узнала эту тайну.
— Боже мой!.. — Терлинден провел обеими руками по лицу.
— Мне кажется, вы плохо знали эту женщину, которую так любили, иначе вряд ли решились бы бежать с ней… — Пия покачала головой.
— Я идиот! Это я во всем виноват! Я сам предложил Альберту Шнеебергеру этот дом.
— При чем тут Шнеебергер?
— Эта Штефани совсем задурила голову Тису, он просто с ума по ней сходил. А потом вдруг… увидел ее с Грегором… ну, короче, вы понимаете… Он пришел в бешенство, напал на Грегора, нам пришлось отправить его в психиатрическую больницу. За неделю до того несчастья он вернулся домой. Совершенно нормальный. Лекарства совершили чудо. И тут Тис увидел, как Грегор убил Штефани…
Дальнейший рассказ привел Пию в такое волнение, что у нее даже дыхание перехватило.
— Грегор хотел убежать, но перед ним вдруг как из-под земли вырос Тис. Он просто стоял и смотрел на него в своей характерной манере, не говоря ни слова. Грегор умчался домой. Он ревел, как маленький ребенок… — В голосе Терлиндена прозвучали нотки презрения. — Мне позвонила Даниэла, мы встретились у сарая Сарториусов. Тис сидел рядом с мертвой девушкой. Я подумал в тот момент, что самое лучшее — это спрятать труп, и мне не пришло в голову ничего более подходящего, чем старый бункер под нашей оранжереей. Но при Тисе это сделать было невозможно. Он держал Штефани за руку. И тут Даниэла придумала сказать ему, что он теперь должен следить, чтобы со Штефани ничего не случилось. Это, конечно, была опасная затея, но все шло гладко. Одиннадцать лет. Пока не появилась эта Амели. Эта маленькая любопытная стерва, из-за которой все пошло насмарку…
Получалось, что они с Даниэлой Лаутербах все эти годы знали правду о Лауре и Штефани и молчали. Как же они могли столько лет жить с такой тайной?..
— А когда исчезли Амели и ваш сын — кого вы подозревали в их похищении? — спросила Пия.
— Надю, — глухо ответил Терлинден. — Я видел ее в тот вечер, когда Грегор убил Штефани в сарае Сарториусов, но никому не сказал. — Он тяжело вздохнул. — Потом я говорил с ней об этом… Она вела себя вполне разумно, и, когда я через одного старого знакомого связал ее с нужными людьми на телевидении, она обещала мне навсегда забыть обо всем, что видела. Она уехала из Альтенхайна, о чем всегда мечтала, и сделала потрясающую карьеру. И вроде бы на этой истории можно было поставить точку. Все утряслось… — Он потер глаза. — Ничего бы не случилось, если бы все соблюдали правила игры.
— Люди — не шахматные фигуры! — возразила Пия.
— Ошибаетесь. Большинство людей довольны и счастливы, если кто-то берет на себя ответственность за их жалкую, занюханную жизнь и принимает решения, на которые сами они не способны. Кто-то должен иметь перед собой общую картину и, если нужно, дергать за нитки. И этот «кто-то» — я.
На его лице появилась улыбка, в которой едва заметно светилась гордость.
— Ошибаетесь, — возразила Пия холодно, окончательно разобравшись в ситуации. — Это не вы, а Даниэла Лаутербах. В ее игре вы тоже были всего лишь пешкой, которую она переставляла с клетки на клетку по своему усмотрению.
Улыбка Терлиндена исчезла.
— И молите Бога, чтобы мой шеф успел ее взять в аэропорту. Иначе все жирные заголовки на первых страницах газет достанутся вам одному, и вы один, в гордом одиночестве, отправитесь за решетку до конца своих дней!
* * *
— С ума сойти! — Остерманн покачал головой, глядя на Пию. — Значит, если я правильно понял, то матери Тобиаса по праву принадлежит пол-Альтенхайна?..
— Совершенно верно, — кивнула Пия.
Перед ними на столе лежала последняя воля Вильгельма Терлиндена в виде завещания на трех страницах, составленного и нотариально заверенного двадцать пятого апреля 1985 года, в котором он лишал наследства свою жену Даниэлу Терлинден, урожденную Кронер, и своего брата Клаудиуса Терлиндена. Амели, перед тем как сесть в машину «скорой помощи», чтобы сопровождать Тобиаса в больницу, передала этот документ в толстом конверте одному из полицейских. Тобиасу повезло: пистолет, из которого Даниэла Лаутербах стреляла в него, имеет низкую пробивную способность, поэтому он остался жив. Правда, он потерял много крови, и состояние его даже после операции оставалось пока тяжелым.
— Я все-таки не понимаю, почему завещание Вильгельма Терлиндена находилось у Хартмута Сарториуса… — сказала Пия. — Оно было составлено всего за две недели до его смерти.
