Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
Всё в мире взаимосвязано, как звенья цепи, которая непременно будет выкована в срок. Любовь дарует бессмертие тому, кого любят, и сотни тонн тихой, драгоценной радости — тому, кто служит ее источником.
В радости Киприана, как в глыбе прозрачного арктического льда, отражается по всем направлениям утреннее солнце.
Внизу хлопнули дверью, впустив в сени морозный воздух. Швырнули шапку — и опять мимо вешалки. Пересвет. Ему навстречу, потягиваясь и разминая спину, вышла Пелагея.
— Новости! — с интонацией прожженного журналиста объявил он. — Рина наконец-то прислала письмо!
— И что пишет? — осведомилась Пелагея.
— Нашла себе жильё и работу. Недавно переболела какой-то дрянью, но теперь идет на поправку.
— Надеюсь, ничего серьезного.
— Хочу ее навестить, — сказал Пересвет и двинулся на кухню. — Ну его к лешему, этот домик в горах! Возьму отпуск за свой счет и поеду…
Пройдя сквозь бисерную штору, он запнулся на полуслове. От натопленной печи исходил жар, однако что-то заставило его примерзнуть к половицам. Пространство полнилось едва уловимым гулом, словно кто-то до предела натянул в воздухе невидимые струны.
На полу безуспешно прикидывался снегом лебяжий пух. Скрываясь за плетями нечесанных волос, Марта мимикрировала под печную занавеску — бледно-кремовую с черными полосами.
Игру в молчанку прервал Гедеон.
— Задел-таки за живое, — буркнул он. — Прощеньица прошу.
Пересвету хватило лишь одного беглого взгляда, чтобы понять, что перед ним за фрукт.
— С ума сойти, какие люди! — воскликнул он с неприязнью. — А я-то думаю, отчего такой затхлый запашок!
Пелагея задвинула вьюшку печи, ткнула его пальцем меж ребер, чтоб помалкивал, и вытолкала в гостиную.
— Чего пихаешься?! — напустился на нее Пересвет.
— У нас уговор, — объяснила Пелагея шёпотом. — О прошлом не заикаться. Сведения о новом госте держать в секрете. Он память потерял.
— Так ведь это ж Геде…
— Сенька. Трубочист, — отрезала Пелагея. — Еще вопросы?
— А ты испортилась, — с натянутой улыбкой отозвался тот. — Больно деловая стала. И резкая.
Списав ухудшение характера на тлетворное влияние Гедеона, он заявил, что опаздывает на работу и что в газетном опусе у него еще конь не валялся.
А затем ядовито добавил: дескать, ноги его здесь не будет, покуда приживала-трубочист не уберется восвояси. И ушел — разве что прах со стоп не отряс.
— Что с людьми зима делает! — вставила ремарку Юлиана, неслышно материализовавшись рядом с вешалкой. — На себя не похож.
Во взгляде Пелагеи промелькнула искра лукавства.
— Уж кто бы говорил!
Ветер перемен определенно крепчал. Если раньше Юлиана вечно хмурилась и вспыхивала из-за пустяков, как порох, то теперь ее словно заменили на новую, усовершенствованную модель. Выражение «светится от счастья» в полной мере отражало ее нынешний настрой.
Прошлой зимой она непременно бы заявила, что жаждет весны и что, если весна не придёт по расписанию, она обидится и придёт сама. Вековечный Клён сотворил чудо. Метель на улице, промозглая сырость или проливные дожди — отныне Юлиану это не заботило. Ее грела любовь, и любовь же делала с нею странные вещи.
Юлиане как будто вставили батарейку с неиссякаемым зарядом, встроили в ткани вечный двигатель, над которым столько лет бесплодно бились ученые. Она порылась в зловещих недрах кладовки, откопала там груду металлолома с инструментами и, лязгая железяками, принялась мастерить посреди гостиной какую-то кошмарную конструкцию. Ее горячо любимые отвертки с зажимами, медные шестеренки и шурупы можно было обнаружить где угодно. Например, в котелке из-под каши, в горшочке с вереском. А иногда даже под подушкой.
По вечерам она с особым тщанием распевалась в ванной. Во весь голос, с душой. Если Мерда и наматывала вокруг дома круги, истекая слюной в надежде слопать свою неуловимую жертву, то наверняка обзавелась глухотой. Глох кот Обормот, осовело восседая на «царском троне». Ломались, едва возникнув, напряженные паузы между Мартой и Гедеоном. Пелагея изобретала затычки для ушей. Кекс с Пирогом перед началом концерта наперегонки мчались в тайную комнату, где Незримый чах над Теорой. Киприан же только посмеивался.
Счастье Юлианы было поистине громким и беспредельным.
* * *
По тонким стенкам фужера расползлась сетка трещин.
— Значит, говоришь, я сжёг королевский дворец, чтобы занять трон? Убил приближенных короля и учинил кровопролитную расправу над слугами? — приторно осведомился Грандиоз, приближаясь к старику.
В отличие от лгунишки-Яроведа, этот не дрожал кленовым листом, хоть и стоял на коленях. Не был похож на желе, которое вот-вот растечется по тарелке. Взгляд — пара потухших угольков — не бегал, рот над окладистой бородой сжался в упрямую тонкую линию.
— Значит, утверждаешь, Звездный Пилигрим — ты? — язвительно спросил Грандиоз. А потом вдруг разразился истеричным хохотом и швырнул фужер на пол перед стариком. Тот не шелохнулся. Ни единого звука не слетело с губ. Похоже, он совершенно добровольно выдал себя властям. Только вот ради чего? Неужели Звездному Пилигриму опостыла жизнь и он решил свести с нею счеты? Не-е-ет. Один мерзавец прикрывает другого. Только и всего. Но откуда вдруг такая преданность?
Грандиоз вырвал шашку из ножен у жандарма-конвоира и, переплавив нервную улыбку в оскал, приставил лезвие к горлу старика.
— Я за голову канальи не затем цену назначал, чтобы мне липовых преступников подсовывали. На площадь его! Нашпигуйте пулями у всех на виду. И пусть знают, что охота на пилигрима продолжается.
* * *
Если сравнивать зимнее солнце с ягодой, то по утрам оно было бы сладко-горьким паслёном, а днем — неспелой крушиной. В обоих случаях — несъедобным и бесполезным. Слушая, как Гедеон (то есть, конечно, трубочист Сенька) с переменным успехом карабкается вверх по каминной трубе, Пирог ударился в философию, развил свою запутанную мысль насчет солнца и встретился со стеной непонимания.
— Ты ведь ягоды на дух не переносишь, — сказал Кекс.
— Это всё предчувствие, — пояснил Пирог и чихнул. — У меня острый нюх на сомнительные делишки. А наш новый скалолаз доверия не вызывает.
Кекс плюхнулся на коврик и принялся с остервенением драть лапой за ухом. Он мог почуять запах воска от свечи, тонкий аромат проклюнувшейся на кочкарнике березки. Но что касается делишек (особенно сомнительных), здесь он чувствовал себя полнейшей бездарностью.
Из-под шаткой железной конструкции, которая теперь всё больше приобретала сходство с летучей кроватью, подала голос Юлиана.
— Пелагея говорит, так надо. Не вам, малявкам, рассуждать, кто плох, а кто хорош, — произнесла она, стараясь не проглотить зажатый в зубах болт. — Подайте-ка мне лучше гаечный ключ!
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
