— В самом деле? — переспросил Маниакис с издевкой в голосе. — Вот уж не думал, что святейший хранит в тайниках своей души такой кладезь премудрости.
Курикий даже запыхтел от возмущения, чего и добивался Автократор.
* * *
Маниакис надеялся, что армия Абиварда окажется изрядно потрепанной в результате действий в долинах, на холмах и на пустошах юго-востока западных провинций, после чего генералу придется отвести войска на центральное плато, чтобы его воины могли отдохнуть и восстановить силы. Он даже обрадовался, когда ему доставили депешу, из которой следовало, что Абивард сыт по горло страной холмов. Но радость была недолгой. Буквально по пятам за вестником, доставившим депешу, прибыли разведчики, сообщившие, что макуранцы, вместо того чтобы убраться зализывать свои раны на центральное плато, большими силами направляются на север.
Неужели генерал двинется на север через прибрежные низины? — в смятении спрашивал себя Маниакис. Он не хотел в это верить, пока оставалась такая возможность, что, впрочем, продолжалось недолго. По тому, насколько быстро и целеустремленно двигался Абивард, стало ясно: он вновь намерен зимовать со своими войсками на берегу Бычьего Брода, прямо напротив Видесса. Маниакис долго изучал пергаментную карту западных земель, будто надеясь обнаружить на ней нечто ранее не замеченное.
— Может, нам все же удастся остановить их в долине Арандоса? — спросил он.
— Если бы у нас была настоящая армия вместо полудюжины полков, на которые можно рассчитывать, — мрачно ответил Регорий. — Остальные наши доблестные воины разбегутся с отчаянными воплями при виде первого «железного парня».
Автократор только вздохнул. Если уж Регорий, при всей его напористости, считает, что макуранцев не остановить у Аранда, значит, действительно нельзя.
— Раз к югу от реки у нас оказалось достаточно сил, чтобы замедлить продвижение Абиварда, то может, мы все-таки наберем достаточно людей, чтобы остановить его? — Маниакис снова вздохнул.
Все воины, которыми располагала Видессия к югу от Аранда, были обитателями холмов. Они прекрасно сражались на родной земле, где им помогал каждый обрыв, каждое ущелье, каждый камень. Но на равнинах они уступали макуранцам не только числом, но и умением. Сердце Автократора требовало одного, голова твердила ему другое. Остановить макуранцев в долине реки невозможно.
— По крайней мере, этим летом мы дошли почти до Аранда, — попытался утешить двоюродного брата Регорий. — По сравнению с тем, что случилось в прошлом году после падения Амориона, это большой шаг вперед. И мы не распрощались окончательно со всеми западными землями империи, чего я очень боялся.
— Не распрощались? — горько спросил Маниакис. — Разве? Абивард ведет войска куда хочет, творит что ему вздумается, а все наши потуги для него не более чем комариные укусы. Так кому же принадлежат западные провинции? Нам или ему? Он проявил необычайное великодушие, позволив нам нынче летом слегка попользоваться нашей собственной землей, но не станешь же ты всерьез утверждать, что он ее нам вернул!
— Можно молить Господа нашего, дабы он явил нам чудо, — уклончиво ответил Регорий, — но особо рассчитывать на чудеса не стоит. Ибо если Фос начнет разбрасываться ими направо и налево, то они вскоре перестанут быть чудесами. Или я не прав?
Маниакис задумчиво заломил правую бровь:
— Может, послать за Агатием? Пусть побреет тебе голову и подберет голубую сутану посимпатичнее. Ты начал рассуждать в точности как клерик.
— Я не ощущаю внутренней тяги к духовному сану, — ответил Регорий; в его глазах заплясали веселые искорки. — К тому же я слишком люблю хорошеньких девушек. Вот к ним я ощущаю внутреннюю тягу, притом превеликую. — Маниакис попытался шутливо ткнуть кузена кулаком под ребра, но тот со смехом увернулся, продолжая настаивать:
— Так прав я или нет? Скажи!
— В чем? Насчет чудес или насчет хорошеньких девушек? — Собственное язвительное замечание вдруг заставило помрачнеть самого Маниакиса.
За время, прошедшее после смерти Нифоны, ему случилось овладеть двумя прислужницами. Всякий раз, поднимаясь с ложа, он испытывал стыд, но, подобно своему кузену, Маниакис чувствовал бы себя еще хуже, приняв обет воздержания.
— Да, насчет чудес ты прав, — невесело согласился он. — Мне продолжать? Ибо я могу закончить твою мысль за тебя.
— Зачем? Раз уж я тут, то и сам прекрасно справлюсь, — ответил Регорий. — Учитывая, какую кучу дерьма оставил после себя Генесий, сделать за первые два года твоего правления что-либо, достойное упоминания, было бы поистине чудом. Фос такого чуда не ниспослал. Ну и что?
— Ты рассуждаешь в точности как мой отец, — заметил Маниакис. — Но если бы макуранцы умели строить боевые корабли, за эти два года империя уже пошла бы ко дну. Остается только надеяться, что столица выдержит осаду.
— Взять Видесс приступом невозможно, — уверенно сказал Регорий.
— Ты опять прав, — согласился Маниакис, храня каменное выражение лица. — Должно произойти великое чудо, чтобы такое случилось. Но может, богу макуранцев будет угодно сотворить для них это чудо?
Регорий начал было возражать, потом замолчал, внимательно посмотрел на угрюмого Автократора и улыбнулся.
— Ты едва не поймал меня на слове, — сказал он. — Но во-первых, бог Макурана лишь фикция, существующая в воображении самих макуранцев, а во-вторых, я не думаю, что вся империя настолько погрязла в грехах, чтобы Фос позволил Скотосу подняться из его ледяной преисподней и расправиться с Видессией таким ужасным способом. Раз уж солнце снова начало подниматься все выше и выше после прошлого Праздника Зимы, значит, нам снова предоставлен шанс на лучшее будущее. Или я очень ошибаюсь.
— Будем надеяться, что ты не ошибся. — Маниакис торжественно очертил у сердца магический знак. — Хорошо. Если мы не можем остановить Абиварда на реке Аранда, значит, его нельзя остановить нигде между Арандом и Акросом. Но возможно ли остановить его у Акроса, используя уже выполненные там фортификационные работы? — Автократор спрашивал не Регория; он спрашивал самого себя, но его кузен не слишком охотно ответил:
— Маловероятно. А ты как думаешь?
— В точности так же, — ответил Маниакис, ощутив внезапную сухость во рту, будто ему предстояло огласить смертный приговор. — Зачем же мы тогда тратили время и наши скудные средства, восстанавливая Акрос? — Не «мы», а я, мысленно поправил он себя; ведь приказы отдавал Автократор. Он с такой силой ударил кулаком по карте, что руку пронзила острая боль. — Я опять сделал ту же ошибку, какую делал множество раз с тех пор, как натянул алые сапоги: переоценил имеющиеся в моем распоряжении силы.
— Сделанного не воротишь, — сказал Регорий. — Но что дальше? Ты намерен переправить через пролив подкрепления, чтобы защитить восстановленный город? Или нет?
— Проверяешь, намерен ли я, несмотря ни на что, без конца повторять одну и ту же ошибку? — невесело осведомился Маниакис.
