– Ректор, – промямлил Эдгар.
– Ректор. Это очень красиво!
Послышался стук в дверь, тут же настойчиво задребезжал входной звонок. Кики ловко одной рукой скрутила свои расшалившиеся волосы в жгут и перебросила через плечо. Сделав всего два шага – один к окну, другой через подоконник, – она обернулась и помахала Эдгару уже снаружи.
– Оксфорд, четверг… – прочел он по ее губам, и ему показалось, что в ее темных огромных глазах сверкнули слезы.
Стряхнув оцепенение, Эдгар пошел открывать. Пинн, протянувшая уже руку, чтобы снова нажать на звонок, немедленно просочилась внутрь.
– Где Монти?
– Уехал, – сказал Эдгар. – В Италию.
– А…
Она озабоченно огляделась, то ли проверяя, не изменилось ли что в доме, то ли надеясь все-таки обнаружить Монти где-нибудь под стулом, в углу. Обозрев холл, она прошла в гостиную. Эдгар поплелся за ней.
– Значит, сбежал. Ну что ж, ничего удивительного. Не мог же он просто остаться и быть как все. Для таких, как Монти, главное всех поразить – сделать красивый жест. Хотя что я говорю. Таких, как Монти, больше нет. Ну, Эдгар, а вы как же теперь? Страдаете?
Эдгар, не отвечая, с вежливым изумлением разглядывал сияющие круглые щеки Пинн, ее тщательно уложенные волосы, солдатскую сумку с медными пряжками, шелковый летящий шарфик, скрепленный на шее итальянской камеей.
– Не возражаете, если я налью себе виски? Тут на столе как раз бутылка со стаканами. Спасибо. Вот, значит, как. Ну, что поделаешь, Эдгар, – крепитесь. В конце концов, монстры и не должны жить среди людей, им надо возвращаться обратно в свою хладную пучину. Можно я еще побуду здесь и мы с вами немного поболтаем? Не могу сказать, что его побег для меня страшное потрясение. Скорее, конец эпохи. Да… Тайный сговор, предательство, насилие, внезапная смерть – целая эпоха прошла. Вы, кстати, в курсе, что вы поставили в тот вечер Блейзу огромный фонарь под глазом? Легонько только двинули локоточком – и готово.
– В какой тот вечер?
– А, ну ладно. А что вы думаете про наших новых худ-хаусовских голубочков? Да садитесь же, не бойтесь.
– Я должен сейчас ехать в Оксфорд.
– Все равно, нам с вами нужно поговорить. Мне только что пришло в голову, что во всей этой истории мы двое – единственные здравомыслящие люди, так что лучше нам держаться вместе. Вот что, я приеду к вам в Оксфорд! Вы, кстати, можете показать мне город, я никогда там не была. Давайте сразу договоримся, чтобы не откладывать: когда я могу приехать? В пятницу?
Тут из холла донесся звук, который невозможно было ни с чем спутать: кто-то вставлял ключ в замочную скважину. Пинн и Эдгар замерли, потом одновременно бросились к двери и, толкая друг друга, выбежали из комнаты. В дом уже входила красивая статная женщина. Поставив чемодан на пол, женщина величественно обернулась к Эдгару. Она была без шляпы, темные волосы царственной металлической гривой спадали ей на плечи. Длинное свободное холщовое платье василькового цвета было перехвачено в талии пояском из серебряных колечек. На вид ей можно было дать около тридцати. В цепком взгляде ее темных сияющих глаз Эдгару вдруг почудилось что-то знакомое.
– Эдгар, кажется?
– Да.
– Вы разве меня не узнали?
– Узнал, миссис Смолл.
– Помните, как я приезжала к вам в Мокингем?
– Да, миссис Смолл.
– Где Монти?
– Уехал в Италию, – ответил Эдгар. – А это мисс… гм…
Он тщетно пытался выудить из памяти имя собеседницы.
– Пинн, – сказала Пинн. – Ну, не буду вас задерживать. Итак, Оксфорд, в пятницу. Пока, Эдгар! Не забудьте наш уговор.
– Кто это была такая? – спросила миссис Смолл, когда Пинн ушла.
Эдгар не смог ответить. А собственно, кто это была такая? Он неопределенно взмахнул рукой, одновременно как бы приглашая миссис Смолл войти.
– Мне очень жаль, что Монти…
– Ничего страшного. Другого я и не ждала. Возможно, так даже лучше. Я хотя бы смогу привести все в порядок. Надеюсь, он ничего не успел тут распродать?
– Не знаю, я ничего такого…
– Ну, милый Эдгар, пойдемте-ка в гостиную, сядем с вами – и вы мне расскажете обо всем, что тут происходило. Я ведь знаю, вы всегда были верным другом Монти. Но имейте в виду, я хочу услышать абсолютно все.
– К сожалению, мне надо срочно ехать…
– Жаль. Вы могли бы помочь мне передвинуть кое-что из мебели. А где вы проводите ближайшие выходные?
– В Мокингеме.
– Прекрасно. Я к вам приеду. У вас можно будет переночевать? Спасибо. Тогда ждите меня в субботу, где-то около обеда. Теперь поезжайте, не хочу вас задерживать. Ну а я пока пройду по дому и проверю, все ли вещи на местах.
Видение растаяло, изящные решительные каблучки простучали вверх по лестнице. Эдгар быстрым шагом вернулся в кабинет Монти. Как только он затворил за собой дверь, коварная боль утраты, будто дождавшись удобного момента, обрушилась на него с новой силой. Софи умерла, Харриет умерла, Монти исчез навсегда, Дэвид… но Дэвид просто мальчик, он уйдет, как уходят все мальчики. Оксфорд полон Дэвидов, милых страдающих мальчиков, и каждый из них может подарить краткие мгновения бесплодной радости – и долгие годы запоздалых сожалений. Входи, поражение, входи, дорогой гость, будь как дома.
Сунув руку в карман, Эдгар достал тонкую, слегка помятую пачку своих писем к Софи – и замер. Извлеченные на свет вместе с письмами, из кармана посыпались влажные белые лепестки. То были лепестки роз, еще недавно светившихся среди ветвей на фоне ярко-голубого неба. Теперь они кружились и приклеивались к полам пиджака, к ковру, к теплой пыльной каминной плите – мелкие как конфетти, как крошечные записки на клочках папиросной бумаги. Эдгар всегда любил белые цветы. Он развернул одно из писем и прочитал на пожелтевшей бумаге слова, написанные когда-то им самим: «Милая, милая моя девочка!..» Какой далекой казалась теперь эта любовь – и все же она была частью единого целого, частью его собственной загадочной души. Я всегда желал женщин Монти, думал он, – возможно, через них я желал Монти. Хотя нет, дело, конечно, не только в этом. Там была отдельная, особенная любовь, она тоже часть меня и тоже священна. Я не буду их читать, решил он вдруг, не буду читать письма, которые «развлекли» Монти. Их нужно перечитывать невинными глазами – а во мне уже нет той невинности. Пусть лучше время и память делают свое неспешное дело. Эти письма должны остаться здесь. У ног Эдгара еще краснели неостывшие угли – останки огня, разожженного Монти в другую эпоху, много веков назад. Эдгар бросил письма в самую середину, подгреб побольше углей и подождал, пока бумага займется. Прощай, прошлое вместе с тайнами, которые никогда не будут раскрыты. Здравствуй, поражение. Входи, будь как дома.
Нет, подумал Эдгар, нет. Пусть даже это моя Нева, но какого черта я должен в ней тонуть! Верил же я когда-то в милость небес – вот теперь самое время хвататься за ту веру обеими руками. Да, любая мелочь имеет значение, и если Монти считает, что это проявление обжорства, а не любви, – что ж, Монти может ошибаться. В конце концов, он обычный человек со своими проблемами – как и я. Монти передумает, сказал себе Эдгар. Он вовсе не такой монстр, каким иногда виделся мне, он простой смертный. И в голове и в душе у него такая же путаница, как у всех. Он передумает. Мы с ним еще увидимся.
