Казалось бы, такая прорва людей должна взбунтоваться, но в конечном счете, все мы ягнята.
Я строчу письмо. Да-да, вот это самое, которое у тебя в руках, читатель.
Апория приближается. Она ярче, чем солнце.
До столкновения считаные минуты.
Возвращается пропускающий. Не могу поверить – он все еще делает свою работу. Как и все остальные.
– Неплохо придумано. А предки твои – красавы! Обменяли детский билет на апартаменты получше.
– Кэти! Где она?
Как я по ней соскучился! Да вот же она, на руках у какой-то старухи. Наконец-то я могу ее обнять! Подхватываю сестренку на руки и вкладываю Зайчонка в ее пухлую ладошку. Кэти гладит ручонками мое лицо. Сестренка моя, родная!
– Пустите нас, – умоляю пропускающего.
– Один билет – один человек, – отвечает он. – Я бы пустил, да меня застрелят, а лифт заблокируется. Последними спускаются охранники. Мне своя шкура дорога.
Джули плачет, я креплюсь изо всех сил. На Джули до сих пор этот дурацкий комбинезон. Ненавижу ее. Ненавижу. Сую в ее руку свой билет.
– Да не надо, – отнекивается она.
– Бери-бери.
Странное дело. Наконец-то я чувствую себя героем.
– Я тебя люблю, – говорит она.
– Знаю, – говорю. – Извини, что обозвал тупой.
Пропускающий, обняв Джули за плечи, подводит ее к лифту. Лифт не едет. Джули и Кэти возвращаются. Я чмокаю Кэти в прохладный лобик.
– Код поменяли, – говорит пропускающий. – Ограничительные меры, понимаете. Только тот, на чье имя выписан билет, может войти.
– Я позабочусь о Кэти. Иди, – говорит Джули, глядя на меня своими погасшими глазами. Словно вся ее жизнь – сплошное разочарование.
Я ломаю билет. Это всего лишь кусок пластика.
Перед тем, как за пропускающим навсегда захлопнутся двери лифта, я вручаю ему письмо. У меня на руках посапывает Кэти. Джули уткнулась мне в плечо. В кои-то веки она не лезет целоваться. И я думаю: «Это – моя семья». Вглядываюсь в небо, в самую прекрасную ночь за последние три миллиарда лет.
Беру тебя в свидетели, дорогой читатель. Ты, оставшийся в живых, – подлинный герой этой истории. Через десять тысяч лет ваши подслеповатые страшилища будут читать мое письмо вдоль и поперек, не понимая, зачем поднимать столько шуму вокруг какой-то там любви.
