– А как же ты угодила в тюрьму Сальпетриер? – спросила Сюзи.
– Стрелки из арбалета и аркебуза[156], которые бывали у нас на постоялом дворе, очень быстро привили мне, как говорят приличные люди, вкус к порокам. Дело в том, что королевская почетная рота стрелков упражнялась в садах, которые находились рядом с нашим постоялым двором. Эти парни выглядели великолепно, и говорить красиво они тоже умели. Мое целомудрие перед ними не устояло, и поскольку они затем меня многому научили, я стала извлекать пользу из этих знаний и умений. Пока другие такие же парни не отвели меня в тюрьму…
– Вот она, мужская справедливость! – воскликнула Сюзи. – А что стало с теми девушками, которые плыли на судне вместе с тобой?
– Плейнтейн поступил великодушно: он выбрал самых красивых, а остальных продал в Порт-Луи[157], чтобы они там забеременели. Их ведь именно ради этого сюда из Франции и везли.
– Это произошло уже давно?
– Почти три года назад.
– И тебе никогда не приходило в голову попытаться отсюда удрать?
– А зачем я стала бы это делать? Хозяин обращается со мной как со своей любимицей, сам он недурен собой, да и многого от нас не требует, потому что большую часть времени находится в море. Вот увидишь, здесь совсем не плохо…
– Но это же рабство!
– А разве любая замужняя женщина не находится в рабстве? Да в самом настоящем! Мало того, муж к ней зачастую плохо относится. А здесь такого не бывает.
Сюзи, слушая Луизу, рассматривала место, в котором она сейчас находилась. Это была хижина с деревянными стенами и крышей из больших пальмовых листьев. В хижине имелась только одна дверь и только одно окно, через которые был виден идиллический пейзаж: лагуна, покрытая небольшими островами, на которых росли такие деревья, которых Сюзи еще никогда не видела.
– Мы с тобой здесь одни? – спросила Сюзи, которая, будучи нагой, не имела возможности выйти из хижины и осмотреться.
– Нет. Как я тебе уже сказала, Плейнтейн держит здесь своих женщин. У каждой из нас своя хижина, и мы представляем собой маленькую общину…
– Ну, то есть гарем! Этот Плейнтейн возомнил себя Сулейманом Великолепным[158]или императором Китая?
– Я не имею чести быть знакомой с этими господами, – усмехнулась Луиза, – но я готова поспорить, что они не пользуются такой любовью со стороны своих сожительниц, какой пользуется Плейнтейн со стороны своих.
Та, которая занимала видное место в «маленькой общине», занялась внешностью той, которой еще только предстояло стать ее частью: Луиза накинула на Сюзанну большой кусок ткани и вывела ее из хижины. Сюзи пошла вслед за своей новой знакомой по дорожке; слева и справа от нее росли точно такие же деревья, из которых были сделаны полтора десятка хижин, образующих деревушку. Она шла среди неизвестных ей кустов, которые Луиза называла «воаванга», буйной травы и странных цветов. Оставляя море слева от себя, две женщины подошли к водопаду, ниспадающему каскадами с большой скалы, окруженной растительностью, прореженной человеческими руками. Рядом с этим водопадом находился загон со множеством свиней и коз. Кругом щебетали птицы, которые, завидев приближающихся к ним людей, тут же замолкали. Несмотря на свое смятение, Сюзи невольно восхищалась красотой пейзажей – даже более грандиозных, чем в Луизиане.
Луиза заставила Сюзанну снять покрывавший ее кусок ткани, подтолкнула ее к водопаду и, встав рядом с ней, стала тщательно мыть ее всю – с головы и до ног. Затем, выведя ее из-под струй водопада на сухое место, намазала все ее тело душистым маслом и расчесала ей волосы. Сюзи покорно все это выносила, успокоенная ласковыми прикосновениями, приятной прохладой воды и теплотой солнечного света. Когда солнечные лучи высушили ее кожу и волосы, Луиза обернула ее тело новым куском разноцветной ткани и завязала его края у нее на груди, оставляя плечи открытыми. Именно так была одета и она сама.
– Ну вот, теперь ты готова! В этой ламбе[159]ты выглядишь намного аппетитней, чем в старой мужской одежде, в которой тебя сюда привезли!
– Спасибо, – пробормотала Сюзи.
Несмотря на проявленную заботу и на красоту нового наряда, на душе у нее было отнюдь не радостно. Во-первых, она чувствовала во всем своем теле такую боль, как будто ее хорошенько отколошматили. Во-вторых, ее угнетали мысли о жестокости постигшей ее судьбы. Ей не хотелось даже и думать о том, что Ракидель уже мертв. Однако, когда окружающие реалии все-таки заставили Сюзанну мысленно представить себе его труп, ее тело охватила судорога, которая ее парализовала; из горла вырвался глухой стон. Она прикинула, сколько же времени в общей сложности она провела рядом с человеком, который в конце концов стал ее мужем: несколько месяцев, которые можно было сосчитать по пальцам. Любили же они друг друга, однако, в течение долгих восьми лет. Задумалась Сюзи и о Жане-Батисте. Ее охватили угрызения совести: она вырвала своего младшего брата с улицы Сен-Доминик, избавила его от нищеты и от недуга, пообещала ему лучшую жизнь и открытие новых миров… И чем же все это для него закончилось? Смертью!
Это напомнило ей еще об одном горе. Смерть Антуана Карро, ее первого мужа, в свое время поразила ее так сильно, что она подумала, что уже никогда больше не сможет никого полюбить. Тогда ей было восемнадцать лет. Затем она очертя голову бросилась в совершенно новую для нее жизнь и тем самым сумела преодолеть свое горе. Теперь же она пришла к пониманию того, что в ее отношениях с шевалье де Лере никогда не было столь сильной страсти, какая впоследствии связала ее с Томасом Ракиделем. С Антуаном она лишь занималась любовными и азартными играми, причем будучи еще, по сути дела, наивным и мало что понимающим ребенком. Томаса же она любила как уже полностью сформировавшаяся женщина. И она уже не знала, сможет ли выдержать горечь этой новой утраты. Подняв глаза, она посмотрела на вершину скалы и подумала, что, если она бросится с нее вниз, то отправится к тем, кого любит и кто уже покинул этот мир.
Луиза, по-видимому, проследила за ее взглядом и догадалась, о чем она думает, а потому попыталась отвлечь ее мысли чем-нибудь другим.
– Ты, должно быть, родилась на берегу моря, раз успела так много повидать… – предположила она.
– Нет, я, как и ты, родилась в Париже. На улице Сен-Доминик.
– Но в отличие от меня, ты с детства была одета в шелка!
– Вовсе нет, хотя… мой отец торговал тканями.
Сюзи разговаривала неохотно, заставляя собеседницу буквально вытягивать из нее слово за словом.
