Мы наконец сели в лифт, не услышав комментариев окружающих, а потом нашли убежище в наших с Ирен комнатах. Годфри еще внизу заказал две бутылки бренди, и посыльный подоспел к дверям одновременно с нами. Он смотрел с удивлением на нашу честну́ю компанию, пока Годфри выдавал ему чаевые и принимал тяжелый поднос. Я оглядела наших мужчин. Кричащий костюм Холмса был выпачкан в грязи и местами порван. По Годфри в образе Черного Отто словно бы прошлись циркулярной пилой. Квентин был в лохмотьях нищего. Только Ирен в мужском костюме не казалась мне каким-то уже необычным явлением, правда, волосы у нее растрепались, а сама она выглядела очень бледной и усталой.
Да и я представляла собой то еще зрелище: прическа наполовину сбилась, перчатки красные от ржавчины. Как выяснилось при свете ламп, орудием моим оказался старый шкив, круглый и плоский, так что вполне сошел бы за диск.
– Брось эту тяжелую штуковину, Нелл, – попросила Ирен, когда мы собрались в номере.
– Нет, она… мне нравится. Никогда не знаешь, что в наши дни может свалиться с потолка в Нью-Йорке.
– А что это было за существо на крыше? – спросил Годфри, разливая всем бренди. – Вроде орангутанга…
– Довольно юркий, чтобы увернуться от меня в темноте, – пожаловался Квентин. – Помесь с морским угрем.
– Ничего экзотического. – Холмс уселся в кресло, пыхтя своей гадкой трубкой, как паровоз. – Хоть и напоминал обезьяну голыми пятками. Пусть миссис Нортон расскажет нам о нем.
– Думаю, вы и сами знаете, – сказала Ирен, засовывая грязными пальцами папиросу в элегантный перламутровый мундштук, который обвивала золотая змейка, украшенная бриллиантами.
Все мои соратники напоминали трубочистов, но вряд ли я могла возражать, поскольку была такой же чумазой. А еще от нас воняло старой скотобойней. Меня даже обрадовали запахи серы и дыма.
Первый бокал бренди Годфри принес Ирен. Она отхлебнула и отставила напиток в сторону. Она где-то потеряла свою фетровую шляпу и шпильки, и теперь ее локоны рассыпались по плечам, как у девочки. Перчаток тоже не было.
– Думаю, мне надо объясниться, – кивнула примадонна.
– Начните с гипноза, – язвительно произнес Холмс.
Приятно было видеть его целым и невредимым. Можно догадаться, что его положение выглядело весьма плачевным, пока Квентин и Годфри не отвлекли внимание похитителей.
– Гипноз? – Ирен пожала плечами. – Я скорее притворялась. Мы, актеры, умеем появляться из ниоткуда. – Она многозначительно посмотрела на Холмса. – Кроме того, мы знаем, как завладеть вниманием и застать зрителей врасплох какой-нибудь необычной репликой. Я бы не назвала это гипнозом, а вы, мистер Холмс?
Сыщик не попался на ее удочку и не стал отвечать, но зато встряла я:
– Но ты их заколдовала. Как… лепрекон.
– Возможно, я ирландка по крови, – ухмыльнулась она, как школьница, которая нахулиганила, но ни капли не жалеет об этом.
Годфри слегка разволновался, услышав подобное заявление, и выпрямился в кресле, где до этого сидел развалившись и нежно поглаживая бокал с бренди.
Я заметила, что Холмс не притронулся к своему напитку, как и я. По крайней мере, он воздержан в употреблении алкоголя.
– Ирен, – произнес адвокат, – это правда? Ты выяснила свое происхождение?
Она потянулась к креслу Годфри и взяла мужа за руку.
– Кто знает? – Ирен обращалась к нему и исключительно к нему. – Я много чего узнала, но ничего наверняка, если речь о семейном древе.
Я отвела глаза. Со всей этой суетой и волнением у Ирен и Годфри не было времени побыть наедине в честь воссоединения. Это соприкосновение рук казалось мостом, переброшенным через океан, через несколько недель жизни и через пару футов между двумя креслами. Когда я отвернулась, то мой взгляд упал на Холмса. Он тоже смотрел вдаль, и впервые я видела его смущенным.
– Я так понимаю, вы уже все знаете, – сказала я ему язвительно.
Это пробудило его извечное высокомерие.
– Разумеется, но думаю, вам больше понравится, если примадонна сама поведает нам эту историю со всей театральностью.
Ирен поднялась и сделала еще глоток бренди.
– Что ж, посмотрим. Мы оставили нашу героиню, когда она планировала тайно посетить пустую комнату, не зная, что по ее следу идут три злоумышленника.
– Ты правда не знала? – уточнила я.
– Абсолютно. Однако когда я сделала все, что хотела, то уже на черной лестнице услышала, как эта ужасная троица движется вдоль стены пансиона.
– Теноры? – внезапно спросил Холмс.
– Теноры? – даже Ирен удивил его вопрос.
– Раз уж мы решили превратить все случившееся в оперу, то я хотел бы, чтобы вы обозначали как минимум тембры голосов.
Она засмеялась:
– Два бас-баритона и… бас. Услышав их шаги, я спряталась за занавесом… ну, для тех, кто не разбирается в опере, с другой стороны пансиона.
– Разумеется, вы их подслушали, – не унимался Холмс.
– Естественно.
– И пошли следом: я видел отпечатки ног.
– Да. Они ожидали, что сами будут за мной следить, а потому не обратили внимания, что теперь кто-то крадется за ними.
– Да, – сказал Холмс, дымя как паровоз. – Припоминаю подобную ошибку.
Ирен не стала рассказывать о том, как переплюнула гения дедукции, когда проследила за ним до дома, облачившись в мужской костюм, а Холмс так зациклился на своих поисках фотографии, что ничего не понял. Вместо этого Ирен улыбнулась Годфри.
– Они двинулись обратно к Бродвею, и по дороге я подслушала их план похитить дочь Вандербильтов.
– И? – спросил Годфри. – Боюсь, я знаю, к каким выводам ты пришла.
Ирен кивнула:
– Я боялась, что именно они ответственны за мучения и смерть бедного отца Хокса. Я не могла остановить их в одиночку, а потому…
– Вы к ним присоединились! – победоносно заключил Холмс.
Он всегда говорил, что, судя по уликам, Ирен держит под контролем и ситуацию, и, возможно, своих несостоявшихся похитителей.
– Это было не так легко, но я в итоге убедила их, что у меня имеются мотивы, которые делают нас союзниками, а не противниками.
– И что это за мотивы?
Ирен вздохнула и откинулась назад, обращаясь ко мне:
– Ты должна понимать, что это за люди, Нелл. Я встретилась с худшим из ночных кошмаров Лолы Монтес.
– С ультрамонтанами? – спросила я.
– В некотором смысле, – ответила она, – это географическое и политическое определение тридцатилетней давности, которое означало «по ту сторону гор»: так называли жителей к югу от южной Германии, из Италии и католических городов-государств.
