Книга Атомный поезд - Данил Корецкий

БЖРК нёсся по стальным рельсам, привычно заглатывая километр за километром. Но отличие этого рейса от всех предыдущих заключалось в том, что на этот раз «Молния» будет запущена! И от результатов этого запуска будет многое зависеть, как для руководящего состава поезда, так и для всего экипажа. В большей степени для смены запуска. А особенно — для старшего лейтенанта Кудасова, который должен был явиться ключевой фигурой этого пуска. Если он не обосрется и не сорвёт запуск. Белов намекал на такую возможность при каждом удобном случае.

На третий день рейса Кудасов зашёл в столовую и, увидев за столом военврача Булатову, замер, как соляной столп. С одной стороны, ему хотелось подойти и заговорить, с другой — весь организм этому противился. Можно было поступить как проще — сесть за любой другой столик, но он пересилил себя и подошёл, поздоровался, спросил разрешения присесть.

— Конечно, садитесь, старший лейтенант, места свободны, — женщина разрезала сосиску и подцепила на вилку пюре.

За соседним столиком мрачно жевал пищу старший лейтенант Гамалиев. Несколько минут назад он просился за столик к военврачу, но получил отказ.

Александр подошёл к раздаче и тоже получил свой завтрак: три сосиски с пюре, чай, хлеб и кусочек полурастаявшего масла. Продпаек на БЖРК мало отличался от стандартного питания в любой воинской части, хотя, с учётом отсутствия рядовых срочной службы, всё же отличался — сосиски в Красноярском полку МБР не подавались даже в офицерской столовой. Чайных ложечек и ножей там тоже не было, а здесь были, причём не алюминиевые, а из нержавейки.

Он присел за столик военврача и стал думать, что сказать. Хотелось завязать разговор, причём не с какими-то далекоидущими целями, а просто так, для общения. Но в голову ничего не приходило. Гамалиев бросал на него злые взгляды.

— Наталья Игоревна, а что такое ступор запуска? — неожиданно для самого себя брякнул он и принялся ковыряться в сером пюре.

— Его называют по-разному. Ступор пуска, ступор старта… Это разновидность хорошо известного психологического синдрома, когда человек не может совершить определённый волевой акт, — Наталья Игоревна доела сосиску и придвинула к себе стакан желтоватого чая. Взяв ложечку, она принялась зачем-то помешивать светлую жидкость, гоняя по кругу несколько чаинок. — Например, не все могут прыгнуть с парашютом. Человек впадает в панику, хватается за створки люка, упирается, дерётся… Если его не выбросят — он больше никогда в жизни не сядет в самолёт…

— А если выбросят? — Кудасов только что уже преодолел один ступор, заставив себя сесть за столик военврача.

— Тогда ступор навсегда исчезнет. Но согласитесь, в ракетных войсках за спиной у командира пуска не стоит опытный и физически сильный инструктор.

— Но у первого номера есть пистолет, чтобы принудить смену к повиновению, — вспомнил Кудасов давнюю фразу майора Попова.

Военврач выудила чаинку и положила на край тарелки.

— А кто принудит его самого? Ведь именно он должен нажать кнопку! И предполагается, что в нужный момент он её нажмёт. Но это теоретическое предположение. Оно основано на результатах тестирований, служебных аттестаций и других документов. Они, конечно, отражают характеристики личности, но только в вероятностном плане. Как поведёт себя человек в реальной боевой ситуации — точно не предскажет никто.

Наталья Игоревна стала пить остывший и наверняка невкусный чай. Кудасов украдкой рассматривал её красивое лицо. А ведь эта женщина ничуть не менее привлекательна, чем Оксана! К тому же жена командира! И она болтается в душной стальной коробке рядом с атомной ракетой, ест солдатскую пищу, пьёт эту бурду и не жалуется на жизнь! Что же творится у неё на душе? Вот бы заглянуть туда…

Такая мысль появилась у него впервые. Даже жене он не хотел заглядывать в душу. Может быть, потому, что боялся неприятных открытий.

— А почему вас вдруг заинтересовала эта тема? — спросила Булатова, отставив стакан. Стучали колёса, набравший скорость поезд подрагивал на стыках рельсов, чай плескался в стакане.

Старлей замешкался.

— Да потому, что в этом рейсе мне предстоит произвести боевой запуск…

— И вы боитесь, что не сможете нажать кнопку?

Кудасов кивнул:

— Да. Мой начальник полковник Белов говорит, что он уже производил пуски, а потому уверен в своих силах. А в мой адpec отпускает намёки, что я могу… В общем, что я не справлюсь…

Саша неожиданно поймал себя на мысли, что не спускает глаз с Булатовой. Он будто ощупывал взглядом её лицо, руки, плечи… Ему стало неловко, и он отвёл взгляд, рассматривая мордастого прапорщика из взвода обслуживания, который убирал со стола грязную посуду. Тот, в свою очередь, недовольно зыркнул на старшего лейтенанта и пошёл в посудомоечный закуток.

— Я не должна вам этого говорить, но скажу, — тихо произнесла военврач, дождавшись, когда прапорщик отойдёт. — Белов не производил запусков, хотя и участвовал в них. Но только в качестве второго номера. Сам он никогда не нажимал ту кнопку.

— Да?! Значит…

— Вот именно. К тому же психофизиологические показатели Белова оставляют желать лучшего. Вы превосходите его по многим характеристикам…

Наступила пауза. Военврач подняла голубые глаза на Александра. Парень был симпатичным. Далеко не красавец, конечно, но в нём имелась какая-то изюминка, некий мужской шарм. Или это ей кажется, потому что он напоминает ей прошлое, того, первого Сашу?

— Иными словами, вы успешно справитесь с запуском!

Старлей выдохнул воздух и откинулся на спинку железного стула.

— Знаете, я так нервничал и переживал… А сейчас вы сказали — и я успокоился… Наверное, потому, что вы доктор…

Булатова засмеялась. Стажёр был очень непосредственным и милым молодым человеком. То, как он вёл себя с ней, как разговаривал, отличало его от всех других мужчин поезда. Она даже почувствовала, что между ними установилась некая доверительная связь, пока ещё не тесная, но позволяющая быть с ним откровенной.

— А вы очень похожи на одного человека из моего прошлого, — медленно сказала она. — Из моей молодости.

Это были первые личные слова, которые она произнесла на борту БЖРК. И на сердце стало легко от мысли, что окружающая её скорлупа казённых отношений, уставных слов, сплошной конспирации, насторожённости и одиночества дала трещину.

— А где он сейчас?

— Это было давно. Сейчас его уже нет.

— Он умер?

Александр так и не притронулся к своей еде, ему было неудобно есть в этот момент.