«Вылитый Донни Бишон», – подумала Анни. Та же решимость удержать женщину, хотя она уже прислала ему документы на развод. Вылитый Ренар. Видит то, что хочет видеть, подгоняет действительность под желаемый результат. Но к Эй-Джею она испытывала только жалость, досадовала на его упрямство и совсем его не боялась. Он не перешел черту между упорством и одержимостью.
– Я тебя честно предупреждаю, – продолжал Эй-Джей. Отойдя от Анни на шаг, он взял с капота джипа свои устрицы и пиво. – Еще увидимся.
Прислонившись к машине, Анни смотрела ему вслед.
– Только этого мне и не хватало для полного счастья, – пробормотала она с горечью.
Мысль о том, что она оказалась частью любовного треугольника, показалась ей абсурдной. Чтобы отвлечься от нее, Анни попыталась сосредоточиться на окружающем ее мире – грохоте ансамбля, треске бесконечных петард, теплом влажном воздухе, серебристом свете уличного фонаря и темноте вне его круга.
Ее охватило ощущение, что за ней наблюдают. Анни вдруг осознала, что уже не одна в этом темном безлюдном переулке. Она напряженно застыла, вглядываясь в темноту. В конце темной аллеи в воздухе, казалось, плыло белое лицо.
– Маркус? – нерешительно окликнула Анни, отходя от машины.
– Вы поцеловали его, – ответил ей голос Ренара. – Этого адвокатишку! Вы поцеловали его! – Его голос вибрировал от гнева. Он сделал шаг к ней.
– Да, он меня поцеловал, – подтвердила Анни. На всякий случай она положила руки на пояс, поближе к дубинке, баллончику с газом и револьверу. Ее средний палец наткнулся на стебель розы, преподнесенной ей Ренаром, и шип глубоко впился в кожу. Анни вздрогнула от неожиданной, резкой боли. – Это вас огорчило, Маркус? Что я позволила ему поцеловать меня?
– Он… Он один из них! – резко бросил Ренар. – Он настроен против меня, как и Притчет. Как Фуркейд. Как вы могли так поступить, Анни?
– Я тоже одна из «них», Маркус, – просто ответила она. – Я все время напоминала вам об этом.
Он покачал головой, не желая в это верить. Его улыбающаяся маска составляла зловещий контраст с исходившими от него волнами ярости.
– Нет, вы пытаетесь мне помочь. Вы спасли мне жизнь – дважды!
– И я снова говорю вам, Маркус, я только выполняю свою работу.
– Нет, вы помогли мне, когда вам не следовало этого делать. Вы не хотели, чтобы кто-нибудь узнал об этом. Я думал…
Маркус замолчал, не в силах заставить себя произнести эти слова. Анни ждала, пораженная той легкостью, с какой Маркус все подгонял под свои желания. Это сумасшествие, и все-таки он рассуждал совершенно здраво. Любой мужчина разговаривал бы с ней точно так же, если бы считал, что она завлекла его, и теперь злился из-за этого.
– Что вы думали? – подбодрила его Анни.
– Я думал, что вы не такая, как все, что вы особенная.
– Вы и Памелу считали особенной?
– Да, вы оказались такой же, как она, – пробормотал Ренар, роясь в заднем кармане широких черных брюк.
Рука Анни метнулась к кобуре, она расстегнула ее. Тысяча людей веселится совсем рядом с ними, а она тут наедине с возможным убийцей.
– Что вы хотите этим сказать? – поинтересовалась Анни, пока ее мозг лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации. Неужели он достанет нож? Неужели ей придется пристрелить его прямо здесь и прямо сейчас? Она никогда не думала, что такое может произойти. Теперь Анни уже и не знала, чего, собственно, она ожидала. Признания, записанного на пленку? Или того, что убийца без борьбы отдаст оружие?
– Памела приняла мою дружбу, – сказал Маркус. – Она взяла мое сердце. А потом отвернулась от меня. И вы поступаете так же.
– Памела боялась вас, Маркус. Ведь это вы звонили ей и дышали в трубку, ходили ночами вокруг ее дома, подсматривая в окна, перерезали телефонный кабель, верно?
– Я бы никогда не причинил ей вреда. – Анни не поняла, что значат его слова. Ренар все отрицает или признает свою вину? – Памела принимала мои подарки. Мне казалось, ей нравится мое общество. Но Памелу настроили против меня. Она не могла понять, насколько дорога мне. Я пытался доказать ей это.
– Кто настроил ее против вас?
– Ее муж и еще Стоукс. Они оба хотели Памелу и настроили ее против меня. А вы как станете оправдываться, Анни? – с горечью поинтересовался он. – Вы хотите этого адвоката? Он использует вас, чтобы вы сделали за него всю черную работу. Как вы этого не понимаете?
– Он не имеет к этому никакого отношения, Маркус. Я хочу найти убийцу Памелы. Я с самого начала говорила вам об этом.
– Вы еще об этом пожалеете, – голос Ренара звучал совершенно спокойно. – В конце концов вы горько об этом пожалеете. – Он начал медленно вынимать руку из кармана. С неистово бьющимся сердцем Анни достала свой револьвер и направила его в грудь Ренара.
– Спокойно, Маркус, – приказала она. – Никаких резких движений.
Он медленно вынул руку из кармана и отвел сжатый кулак в сторону.
– Что бы это ни было, бросьте на землю.
Пальцы Ренара разжались, и на тротуар упало что-то маленькое. Левой рукой Анни отстегнула от пояса фонарик и сделала шаг вперед, не опуская оружия. Ренар отступил назад, к выходу из переулка.
– Стойте на месте!
Анни направила свет фонарика вниз и увидела золотую цепочку с медальоном в виде сердечка.
– Я считал вас особенной, – повторил Маркус. Анни убрала револьвер в кобуру и подняла украшение.
– Этот медальон вы подарили Памеле?
Ренар посмотрел сквозь нее пустыми глазницами улыбающейся маски и отступил еще на шаг.
– Я не обязан отвечать на ваши вопросы, помощник шерифа Бруссар, – холодно произнес он. – И я полагаю, что могу уйти. – С этими словами Маркус развернулся и скрылся в темноте переулка.
– Отлично, – пробормотала себе под нос Анни, разглядывая медальон.
У пояса ожила рация, и Анни чуть не подпрыгнула на месте.
– Бруссар? Где тебя черти носят? Ты возвращаешься или как?
– Уже иду, сержант. Отбой.
Посасывая уколотый палец, Анни пробралась сквозь толпу к уличному телефону-автомату, набрала номер Фуркейда и, слушая гудки, промокала платком мокрую рубашку. Автоответчик объявил о себе короткой фразой: «Оставьте сообщение».
– Это Анни. У меня только что состоялся разговор с Ренаром. Это долгая история, но если коротко, то мне удалось довести его до края. Я дежурю на улице Франции, потом поеду домой. Завтра у меня выходной. Увидимся.
Она повесила трубку, ощущая внезапный приступ тошноты. Вполне возможно, что она заставила убийцу перейти черту, отделяющую любовь от ненависти. И что же дальше?
Анни наблюдала за праздником, но ей казалось, что ее отделяет от веселящихся людей стеклянная стена. Она не слышала ни звуков музыки, ни гомона толпы.
