умеешь вытаскивать бабочек из всех мест, и из живота тоже, — рассмеялась Морган.
Адам притянул ее к себе за талию.
— Ты меня очень заводишь. Что будем делать?
— Я могу тебя поцеловать на прощание, Клэман. Если хочешь, конечно.
Так оно и случилось.
— У тебя не получилось нормальное свидание. Мы должны были пойти в кино или кафе, — рассмеялась Морган.
— Ну вот такой я…Ненормальный, — пожал плечами Клэман, — и так же ненормально тебя любил.
Она вернулась домой за полночь, когда город давным — давно спал. Ронан, сидящий на кухне, позвал ее к себе в объятия, нежно расцеловав. Он поставил перед ней ноутбук, показав на фотографии с выставки, несколько изданий назвали картины девушки «женской исповедью», и восхищались.
— Почему ты раньше не сказала, что у тебя планируется выставка? — спросил Ронан, усадив девушку к себе на колени.
— Если бы я только знала, — шепотом сказала она.
Действительно, она с трудом верила в то, что одна из тысяч сказок из ее головы воплотилась в быль. Аннабелль рассказала все Ронану.
И он ей ужасно гордился.
Эпилог
Сколько лет понадобится человеку, чтобы понять себя, чтобы найти то, что любишь больше всего, потерять и восстановиться? Сколько лет потребуется, чтобы понять, что все дороги, по которым бежишь от себя — это лишь круговорот, который вернет на место? Многие из нас стремятся найти то, что любят больше всего. Это может занять годы, даже десятилетия. Мы теряем и восстанавливаемся, будто танцуя на грани между утратой и обретением.
Аннабелль окончательно рассталась с Адамом, но не вычеркнула из своей жизни полностью. Клэман уехал в Европу, пытался открыть собственное дело и воспитывать дочь. Как складывался личный фронт, Морган подозревала — Ингрид недавно выложила фотографию с широкой мужской спиной в кадре. Шестое чувство подсказывало Аннабелль, что они потихоньку сходились. Иногда она переписывалась с ним, и все устраивало. Постепенно Белль стала чувствовать, как угасает та серьёзная привязанность, как будто обрезали нить, которой они были связаны.
Хрупкие лучи солнца согревали майскую землю. Легкий ветерок играл с океанскими волнами, заставляя их вздрогнуть. Пышные кусты сирени начали опадать, украшая тёплую землю. В воздухе пахло жизнью, цветами и любовью. Любовь пахнет. Пахнет так, как пахло бы солнце, имей оно стойкий аромат. Аннабелль и Ронан сидели на берегу океана, прижавшись друг другу.
— Наконец-то, нам разрешили строительство галереи, — сказала Аннабелль, увлечённо читая письмо на электронной почте, — думала, на это столетие уйдет.
Ронан прижал девушку к себе.
— У тебя слишком влиятельные друзья, — подмигнул ей Ронан, — так что, пора думать как назовешь выставочные залы?
— Да уж, друзья у меня что надо. Один зал точно — «Валери», в честь бабушки. Без ее наследства ничего бы не было совсем, а тут, представляешь, у меня целая галерея. Еще и твое спонсорство, конечно, но бабушка… — прошептала Морган, смахивая слезы.
— Она у тебя была лучше всех, — кивнул Ронан, — мировая женщина.
Аннабелль пообещала родителям, что вложит доставшиеся ей деньги в дело. Пораскинув мозгами, они с Ронаном решили открыть частные выставочные залы, в которых будут презентовать картины молодые, подающие надежды художники. Пара обосновалась в Монреале, даже не думая о переезде в другой город. И Морган, и Воттерс-Кляйн до чертиков устали искать, остановились и нашли.
— Мне не хватает ее. Хорошо, что ты всегда рядом. Не представляю, как бы справлялась без тебя.
— О, справлялась раньше! Ты гораздо сильнее, чем думаешь, Белль. И еще верила в дружбу между мужчиной и женщиной, — лукаво произнёс Ронан, прижимая к себе девушку.
— Я уже ни во что не верю, — рассмеялась она, заключая руки возлюбленного в свои, — особенно в такие глупости.
— Дружбы между мужчиной и женщиной не существует, это закон.
— Я знаю. Поняла этого, когда ты выпроводил меня из машины девять лет назад, в аэропорту. Так, часто думала об этом. Поверить не могла, что такой, как ты, посмотрит на такую, как я. Смотрела на тебя и челюсть с пола подобрать не могла.
— Белль, я в тот вечер напился с горя, — засмущался мужчина, опустив голову, — мне так не хотелось тебя отпускать.
— Нет, я должна была, — прошептала брюнетка, поглаживая его пальцы, — как-то сказала, что этот переезд испортил всю жизнь. Беру слова обратно.
— Не испортил?
— Нет, конечно. Я бы не узнала, каково этого, когда тебя любят. Потому что с Адамом…Потому что с ним была не любовь. Привязанность, зависимость, аддикция — все, блин, что угодно, только не любовь. Его не исправить ни чем, да я и не собиралась больше. Достаточно.
— Большая победа в том, что ты поняла. Я переживал — осознаешь ли ты когда-нибудь весь масштаб катастрофы или нет.
Аннабелль усмехнулась, пиная песок.
— В катастрофах я большой знаток. Кстати, что там Уильям? Вчера пришло приглашение на свадьбу, я не успела ему позвонить.
Ронан улыбнулся, потерев переносицу.
— Мы пытаемся помириться, он сказал мне, что бросает журналистику и уезжает жить на Бали после свадьбы.
— В смысле? Без Франсии?
— Нет. В смысле, они оба хотят пожить где-нибудь на острове, заняться духовными практиками и все в таком духе. Смех смехом, но Уиллу это должно быть полезно. К тому же, его родители начали донимать, когда у нас с тобой свадьба.
— Я ненавижу свадьбы, Ронан, — призналась Белль, — пустая трата денег. Давай просто поедем путешествовать. Ничего не надо.
— Поддерживаю, — поцеловал он Морган. — Наденешь свадебное платье. Или белье — только для меня, в нашем номере отеля.
— Что ж, это лучший вариант. Я, кстати, тут начала писать новую картину. Вот ее точно можно будет называть автобиографической. Созрела.
— Да? — заинтересовался Ронан, привстав.
— Да. Она будет называться «Здравствуй, Аннабелль», и пишу ее только себя. Чтобы каждый раз напоминала мне о том, что я все еще та девчонка из Монреаля с большими глазами в красивом платьице, у которой было море желаний, — пожав плечами, призналась Аннабелль.
— А сейчас разве нет желаний? Ты ни о чем не мечтаешь?
— Не-а, у меня все есть. Я счастливый человек.
— Я тоже, по-моему, ни о чем не мечтаю, потому что моя большая мечта сбылась — ты счастливая.
— Я тебя нарисовать хочу, вот что. Только что поняла.
— Могу ли я быть вашим натурщиком, мадемуазель художница? — предложил Ронан, улыбаясь.
На него падал закатный свет. Такой же умиротворенный, мягкий и ласковый, как и он. Ронана окружало теплое золото заката. Казалось, любовь преображала его. Или красота в глазах смотрящего? Аннабелль полюбила его настолько, что видела мужчину еще более потрясающим, чем могли видеть остальные.
— Мадемуазель
