Книга Тирания веры - Ричард Суон

И все же его взгляд задержался на мне. Я почувствовала себя неуютно – нет, даже испугалась – и отвела глаза, однако все равно продолжала ощущать себя добычей, на которую пал взгляд хищника. Мне в голову пришла мысль – а вдруг после того, как я спустилась в загробный мир и соприкоснулась с Муфраабом, ко мне прилипла та же сверхъестественная аура, которая временами окутывала Вонвальта? И вдруг для Клавера, который собственноручно наложил на Вонвальта проклятие, я стала столь же заметна, как маяк, напитанный темными энергиями изначального духа?

Я отважилась оглядеться в последний раз, надеясь увидеть среди конных храмовников сэра Радомира, но меня неожиданно оглушил призыв боевого рога. Я обернулась и увидела, что враги приближаются. Карешцы зачем-то покинули свои позиции, которые казались мне очень выгодными, – ведь им оставалось только стоять там и ждать, когда наша кавалерия налетит на их пики. Ныне мне трудно отделить то, что я видела своими глазами, от прочитанного о сражении много лет спустя – а я, несмотря на весь пережитый в тот день ужас, не смогла удержаться и не посмотреть, что историки написали о битве, в которой мне довелось поучаствовать.

Трясущейся рукой я погладила Генриха по голове. Шерсть пса стояла дыбом, и он пускал слюни, словно бешеный. Несколько Дочерей Немы придвинулись ближе к нему, надеясь попасть под защиту нашего животного талисмана.

– Начинается, Генрих, – прошептала я.

Храмовники не шли ни в какое сравнение с неумолимой, грозной мощью сованских Легионов, но при этом стояли выше разрозненных народных ополчений и дружин знати, из которых состояли армии континента до сованских завоеваний. Пусть им и не хватало эффективности легионеров, они все же не были столь плохи, как хотелось думать Вонвальту и другим городским снобам, подобным ему. Более того, из всех армий Империи именно у храмовников имелось больше всего боевого опыта. Легионы, застрявшие в Конфедерации Ковы, были вынуждены бороться с бесконечными засадами и мелкими вылазками, но крупных сражений они практически не видели. Здесь же, на Пограничье, местные саэки и ближайшие народы вроде карешцев все еще могли собрать войска численностью в несколько сотен – или даже тысяч, как теперь, – человек. И они собирали их, воодушевленные ценными советами, наставлениями и имперским оружием, которое получали из Ковоска. Штурмовать гигантские крепости вроде Цетланда, Керака и Зюденбурга было бессмысленно, хотя черный порох, применявшийся все чаще, это изменил, однако в открытом поле шансы храмовников и южан уравнивались, и возможное поражение эти народы не пугало. Руины путевых крепостей и кости храмовников, которые усеивали ландшафт Пограничья, лишь подтверждали это.

Командир Дочерей Немы сотрясла воздух боевым кличем. В тот же миг разразилась гроза, и по земле начали хлестать струи дождя. Лучники поспешно выпустили несколько туч стрел, после чего сняли с луков тетивы и взялись за рукопашное оружие.

На нас наступали две шеренги карешских копейщиков. Мы выдвинулись вперед, чтобы встретить их. Ни мое суровое детство, ни гибель родителей, ни испытания, которые я пережила на улицах Мулдау и которые так ожесточили меня, – ничто из этого не дало мне той стойкости, которая нужна, чтобы идти в бой. Вместо этого я вновь ощутила, словно меня толкает вперед незримая рука Судьбы, а все мое естество тем временем молило меня сбежать. Дождь барабанил по полям моего шлема, но, несмотря на внезапно пролившийся с неба холод, по моей спине и лбу струился пот. Частое, тяжелое дыхание гремело в моих ушах, а в нос бил запах металла, который окружал мое лицо. И все же я шла вперед, гонимая тошнотворным страхом, бурлящей кровью и одной-единственной мыслью – если я попытаюсь сбежать, меня убьют мои же «соратники».

Лишь когда мы зашагали по полю, сходясь с врагами, я осознала, насколько те превосходят нас числом. Впереди показались войска, которые я до этого не могла разглядеть, – за копейщиками шли шеренги солдат с мечами, топорами и молотами. Чем-то их построение походило на сованскую стену щитов. Я сразу же вообразила, как вражеское оружие вонзается в меня.

Рядом со мной Дочери Немы распаляли в себе праведную ярость, выкрикивали всевозможные покаянные молитвы и клятвы, некоторые даже нарочно наносили себе порезы на руках и ногах. Я пыталась заразиться их бесстрашием, но воспоминания о загробном мире и о том, какое пугающее безразличие испытывали к нам его обитатели, давили такие попытки, как латный ботинок муху.

Земля под нашими ногами уже начала размякать от дождя. Я даже не понимала, что на нас градом сыплются стрелы, пока не увидела, как они втыкаются в землю – видимо, карешским лучникам дождь не был помехой. Одна Дочь Немы рухнула наземь, убитая наповал стрелой, которая пронзила ей макушку. Другие, опрометчиво решившие не облачаться в доспехи, также начали получать тяжелые увечья. Я видела, как двоих Дочерей, в том числе и нашего командира, ранили, но они не остановились, а наоборот, бросились вперед, подбадриваемые своими сестрами и воинами-священниками, которые были рассеяны среди храмовничьих рядов. Вопя, словно баньши, две Дочери бросились на передние ряды копейщиков и неизбежно погибли, так ничего и не добившись. Широко выпучив глаза, я смотрела на то, как противник нанизывает их тела на пики.

Нас уже разделяло всего несколько десятков ярдов, и в эту секунду, к моему ужасу, религиозный пыл затуманил всякий здравый смысл и военную тактику. Нервное ожидание, висевшее в воздухе подобно грозовому облаку, разрядилось, когда Дочери Немы и другие отряды преступников, стоявшие по обе стороны от нас, нарушили построение и очертя голову бросились на стену копий.

Впрочем, отнюдь не только наш авангард нарушил построение и отчаянно бросился в атаку. Противник тоже не выдержал, и мы сошлись посреди топкого поля, которое постепенно превращалось в грязевое болото.

На какой-то миг все затмил собой оглушительный грохот: лязг стали, гремящей о сталь, доспеха о доспех и меча о меч. Воздух наполнили крики, яростные и победные кличи, животные вопли. Да и не только вопли: стоны, вскрики, плач, хныканье, бульканье, удушье – все слилось в единый безумный хор человеческих страданий, гнева и ярости.

У меня получилось немного отстать, притворившись, будто я поскользнулась в грязи, и лишь благодаря этому я не оказалась среди первых рядов, которые встретились с вражескими пиками. Пусть такой поступок покажется вам эгоистичным и трусливым,