Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
— Да иди ты…
— Еще и ругаешься? Женщина, мне все равно, какие бредовые мысли бродят в твоей голове, пока они не начинают тебе же вредить, — Сержант сел и дернул Меррон так, что она почти упала ему на колени, а потом перехватил и перевернул на живот. И зажал как-то хитро, что и не дернешься.
Кричать?
Не дождется!
— Сколько выкурила?
И отвечать не станет.
— Сколько?
Шлепок был звонким и болезненным. Он ее бьет? Он ее… бьет?!
— Вон! — это было сказано не Меррон, хотя и она бы убралась. — Сколько?
— Одну! И то… я попробовала.
— Где взяла?
Сержант не стал повторять вопрос. Сволочь! Гад! Тварь… да Меррон и в детстве не пороли! А он… при Летти! Она терпела, стиснув зубы, считая удары, чтобы за каждый расплатиться.
И слезы — это от злости.
— Упрямая, значит, — сдался он первым. И хватку ослабил, позволяя Меррон сползти с колен.
Руки, значит, нежные… палач. Как есть палач.
Она поднялась, кое-как разгладила юбку, дурацкую, с лентами и бантами.
— Две-три сигареты, — Сержант и не подумал помочь, хотя Меррон не приняла бы помощи. — И ты уже не можешь без них обходиться. Десять-двадцать и теряешь способность рассуждать здраво. Ты становишься куклой. А куклы долго не живут. Кто дал тебе эту гадость?
Лжет. Понял, что силой Меррон не сломить. Но она не дура… и не предаст тех, кто ей доверился.
Сержант поднялся. И Меррон отпрянула. Она не хотела на него смотреть, но смотрела, почему-то только на руку. А где ремень?
Должен быть ремень. Он всегда был. И так еще покачивался при каждом шаге.
Дохлая змея.
Меррон с детства ненавидела змей…
…и что-то еще, чего не должна вспоминать…
Но несуществующий ремень качается и… и колени сами подогнулись. Кто-то другой внутри Меррон заставил ее сесть, сжаться в комок и прикрыть голову руками. Она знала, что так — безопасней.
Если по рукам… и только бы не пряжкой. От пряжки дольше болит.
— Меррон…
Голос издалека. Если сидеть тихо-тихо, то ее не найдут.
Всегда находил. Но вдруг повезет.
— Меррон, вставай… это я. Я больше тебя не трону, слышишь?
Ложь. Но подняться заставляют. Держат крепко. Гладят. Слезы вытирают. Откуда? Меррон никогда не плакала… и не будет. Что он с ней сделал? Или это из-за сигареты?
Меррон не будет курить.
— И правильно. Умница. А теперь скажи мне, кто тебя обидел?
Нельзя. Никому нельзя ничего говорить. Будет хуже. Этому — особенно. Он палач. И предатель. Меррон ему верить начала, а он — предатель…
И просто сволочь.
— Конечно. И еще какая. Но со временем привыкнешь. Где твоя комната? Сейчас ты ляжешь спать и…
Нельзя! Нельзя спать в кровати! Только когда он уезжает, а в другое время — прятаться. В шкафу вот хорошо. А лучше — на чердаке. Конюшня — безопаснее всего. Лошади предупреждают, когда он идет. Лошади умные.
— Конечно, — соглашается Сержант. — Умнее некоторых женщин будут. Закрывай глаза. Я здесь.
— А он?
— А его нет.
— Он придет.
— Тогда я его убью.
Меррон ему не поверила, но появилась тетя, и все стало хорошо. Тетя никому не позволит тронуть Меррон, она ведь обещала.
Очнулась Меррон в постели. Было утро и пахло горячим шоколадом. Ворковала Бетти, как-то очень жизнерадостно, но взгляд упорно отводила. Это что, выходит, Меррон вчера в обморок грохнулась?
— Тебе стоит отдохнуть, дорогая, — сказала Бетти.
Ну уж нет, целого дня в постели Меррон не выдержит! И вообще чувствует она себя превосходно. Тетя, конечно, не поверила, но отговаривать не стала. И платье самой позволила выбрать.
Странно как…
А Сержант, конечно, гад. Меррон ему каждый шлепок припомнит, нечего с ней, как с ребенком… впрочем, когда в клубе предложили сигарету, Меррон посмотрела на сестер и отказалась.
Дело не в Сержанте, просто свободный человек свободен оставаться в своем уме.
Глава 31. Точка невозврата
Со временем все будет хорошо. А вот с нами всякое может случиться.
Жизненное наблюдение.
Тисса знала, каким будет приговор, но все равно, услышав его, произнесенный спокойным, равнодушным голосом — будто и не человек говорил — упала бы. Урфин не позволил.
— Верь мне, — этот шепот потонул в гуле голосов. Люди, позабыв о том, где находятся, спешили обсудить новость.
Тиссу Дохерти казнят.
Она виновна в убийстве. И несмотря на смягчающие обстоятельства, должна умереть.
Закон суров.
Жалеют ее? Тисса не знала. Вряд ли. Она ведь убийца. И пыталась очернить память де Монфора, которого многие любили. Урфин сказал, что похороны были многолюдными. И саван укрыли лепестки роз. Кажется, кто-то сочинил балладу о несчастном рыцаре и коварной возлюбленной…
В балладах нет ни слова правды.
— Родная, ты идти можешь?
Может.
— Давай лучше я? — Урфин готов в очередной раз бросить вызов им всем, не понимая, что именно этого и ждут.
— Я сама. Пожалуйста.
Его рука — надежная опора, которой достаточно, чтобы Тисса прошла мимо лорда-канцлера. Он кланяется, глядя с такой ненавистью, словно Тисса не оправдала каких-то скрытых его надежд. О да, ей следовало плакать и молить о пощаде.
Не дождутся!
Она найдет силы улыбаться.
Леди Лоу в черном наряде — строгий траур ей к лицу.
Леди Амелии, которая смотрит свысока, думая, что доказала собственное превосходство. А возможно, расчистила себе путь к цели. Ее взгляд легко прочесть, и Тисса удивляется, почему не делала этого раньше.
Людям, которые подаются вперед, желая разглядеть ее.
Казнь будет закрытой к вящему их огорчению. И значит сегодня — последний шанс увидеть преступницу. Они вернутся домой и будут рассказывать о том, как Тисса улыбалась. Значит, не раскаивалась. Не сожалела.
А может, просто обезумела?
Наверное, она близка к сумасшествию, но что с того?
Еще будут говорить, что Тисса сделалась ужасна, про ее лицо и руки, покрытые сыпью, про красную коросту на щеках и шее, про набрякшие ставшие неподъемными веки…
Урфин убрал все зеркала, но Тисса и без них знала, что она выглядит ужасно.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
