больше не копошились, выскакивая одна вперед другой, а выстроились аккуратным рядком, чтобы Танюша могла их обозреть и обдумать. Танюша поняла: чтобы остаться здесь, с Озером, ей нужно сначала отдать необходимый долг другой, прежней жизни. Для этого надо было ненадолго съездить в город. Сначала она и думать не смела оставить Озеро; казалось, что именно во время ее отсутствия здесь случится непоправимое — набегут стада орков с машинами и мангалами, растопчут, загадят, уничтожат… Но разум — он по-прежнему помогал ей жить в волшебном мире, отнюдь не брезгуя чуждыми материями — подсказал, что лучше совершить эту рискованную поездку раньше, нежели позже. С каждым днем вероятность того, что Озеро обнаружат, увеличивается, не так ли? Значит, именно сейчас она минимальна. Без сомнения, Танюше нужно ехать в город именно завтра, с тем, чтобы потом, вернувшись, ждать неприятеля во всеоружии.
«Как жаль, что я считаю их врагами, — смиренно рассуждала Танюша, полагая, что было бы уместно так порассуждать. — Ах, как бы мне хотелось стать другой — никого не бояться, не злиться, не приходить в испуганное бешенство при виде отдыхающих на берегу… Ион так умел, и потому был счастливым. В нем было так много счастья, что ему не жалко было поделиться и со мной. А вот я не могу. Я жадная и злая — правильно сказал обо мне тот пьяный парень. И потому мне всегда мало».
Она ждала, что от самобичевания свершится еще одно чудо и душа ее исправится. Иногда, преисполнившись умиления, ей и правда казалось, что что-то внутри ее изменилось, что она стала другая, добрая и любящая; но прилетал с Озера свежий ветерок, ерошил ее волосы и становилось ясно: увы, нет. Что же оставалось делать? «Ждать. И делать, что должно», — снова и снова повторяла она.
Уезжая на следующее утро, Танюша не стала прятать в кустах палатку: в сравнении с Озером туристское снаряжение ничего не стоило. Если украдут палатку — значит, найдут и Озеро, и это будет катастрофа. Несколько раз она пыталась переменить решение; уговаривала себя, что съездит попозже, недели через две. Но разум не позволил совершить ошибки: «Чем позже ты уедешь, тем тяжелей тебе будет Его оставить, тем больше ты будешь тревожиться, что за время твоего отсутствия что-нибудь произойдет. Нужно выдержать пытку сейчас — она будет самой легкой из возможных». Танюша кивнула, глубоко вздохнув — она была бы рада обернуться туда-сюда на одном дыхании, как в сказке — быстро-быстро побежала через лес к станции. Никогда в жизни ее полное тело не двигалось с такой скоростью. Ей было так страшно, что она не заметила, что ей тяжело. Глядя остановившимся взглядом в окно электрички, слушая свое сердце, стучавшее в такт колесам, она мечтала, чтобы и поезд, и время бежали как можно быстрее. Вот бы она уже вернулась! Но чтобы вернуться, нужно было сперва заставить себя сделать определенные действия и сказать определенные слова — иначе все будет бессмысленно. И Танюша, закусив губу, прямо от вокзала побежала к матери. «Господи, пожалуйста, убереги Его, пока меня нет!», — взмолилась она, ожидая, когда мать откроет дверь. Послышались неторопливые шаги, лязгнул замок, и дверь открылась. Танюша через силу постаралась придать своему лицу легкомысленное выражение. Мать ничего не должна была заподозрить: от этого зависел успех всего плана. Не тратя время на вступление, Танюша сразу объявила, что «нашла отличную работу на загородной базе отдыха» (эта формулировка пришла ей в голову за минуту перед тем). Платят хорошо, полный соцпакет, жилье…
— А это не лохотрон? — недоверчиво спросила мать, справедливо сомневавшаяся, что ее дочери могут предложить что-то стоящее.
— Нет, я как раз оттуда, там все серьезно… Это ведь Оля Жилина меня устроила, — мгновенно сымпровизировала Танюша.
Оля для танюшиной матери была образцом женского карьерного успеха: она днями напролет сидела в каком-то современном белом офисе, не сводя глаз с экрана компьютера, чтобы на заработанные деньги два раза в год вырываться в походы. Апелляция к Оле подействовала.
— Ну, еще надо посмотреть, справишься ли ты. Там же у них небось требования — ого-го! — рассуждала мать, наливая чай.
— Оля мне поначалу помогать будет, — продолжила врать Танюша, ухватившись за походную подружку, как за беспроигрышный аргумент. — Главное, что мне нужно будет жить у них круглый год…
— Они питание-то хоть обеспечивают?
— …и поэтому мою квартиру хорошо бы сдать, чтобы пустая не стояла. — Танюше важно было подвести мать к этой мысли, и она почти ничего не слушала. — Я вот подумала о Жене с Димой. Они ведь по какой-то комической цене снимают, верно? А если я им сдам… ну, сверх квартплаты еще тыщи за три в месяц… как ты думаешь, они согласятся?
— Еще бы не согласятся, за копейки-то. — Мать загремела посудой, извлекая из шкафчика тарелку с печеньем. — Да ты уверена, что не маловато просишь? Родственники-то они родственники, но все же квартиру ты могла бы и за тринадцать, а то и за все пятнадцать сдать. Дело, понятно, твое, твоя собственность, но ты все же подумай. Зачем же так дешевить?
Бабушкина квартира была официально оформлена на Танюшу, но она не посмела бы (по крайней мере, раньше) пойти матери наперекор, поэтому пыталась добиться добровольного согласия.
— Но ведь Женя — моя двоюродная сестра. И Дима такой парень хороший! — На самом деле Танюша почти не общалась с кузенами-молодоженами по причине большой разницы в возрасте: тетя Лена, сестра танюшиного отца, была младше его и матери Танюши на десять лет, а между их дочерьми получились уже все пятнадцать. Но сейчас Танюша была почти уверена, что Дима парень очень хороший. — Тетя Лена, помнишь, все говорила, что они и ребенка завести не могут, потому что за квартиру ползарплаты отдают…
— Вот-вот, ты им только дай завести ребенка. Их потом вообще из квартиры не выселишь. Может, хоть тысяч шесть с них попросишь?
— Ладно, попрошу четыре.
— Еще ничего не заработала, а уже благотворительностью занимаешься. Ну, дело твое.
Танюша спешила скорее допить чай, чтобы броситься дальше по пунктам своего плана. Горький фон ее мыслей сейчас немного отступил назад. Текущие заботы хоть слабо, но отвлекали. Но тут, сквозь возникшую в разговоре паузу Танюша снова увидела эти мысли и вздрогнула: она осознала, что мать еще ни разу не спросила про Иона. Почему?
— Кстати, там, на базе, и для Иона работа найдется… — Договорив эту фразу, она подавила слезу и поспешно сделала глоток, чтобы мать ничего не заметила. — А то что же он все горбатится на этой своей
