третьей экспедиции. Вместе с другими боровскими, Кирилл Григорьевич встретил Пржевальского во время охоты и пригласил переждать дождь.
«— Входит в хату Кирилл, а за ним высокий мужчина в охотничьей куртке, горбоносый, усы густые, глядит ласково, глаза у него голубые», — так описывает Ксения их первую встречу[164].
Вскоре мужчины встретились снова; Пржевальский остался в семье нового знакомого с ночевкой и привел с собой Пыльцова. Потом он стал часто останавливаться в доме Мельниковых в ночь перед охотой — ему нравилась атмосфера, нравилась резная мебель, сделанная руками Кирилла и забота хозяйки, хоть и излишняя, на его взгляд, — несмотря на предложение постелить ему белье, знаменитый путешественник спал на лавке на своей куртке, подложив под голову патронташ. Стоило хозяйке набрать полевых цветов и поставить их в вазу, как Николай Михайлович мог перечислить название каждого из них. Как-то раз хозяйка вернулась с деревенской свадьбы и застала дорогого гостя. Вышла вместе с ним полить ему воды на руки — и он ее поцеловал. Будучи замужем, женщина пришла в смятение и выбежала вон. Наутро Николай Михайлович извинился, и вскоре после этого уехал в экспедицию.
Прошло несколько лет. Летом 1886 года Ксения, отправив детей по ягоды и вернувшись во двор, вдруг встретила там Пржевальского. После первых расспросов об экспедиции он вдруг спросил, не постарел ли он. Тогда и Ксения, застеснявшись, сказала, что постарела скорее она (ей было на тот момент 28 лет, но по тем временам это считалось средним возрастом для женщины).
«— Нет, ты не постарела, но изменилась. Стала дороднее и все такая же красивая, — он обнял мать и сказал. — Прошлый раз я поступил с тобой как мальчишка-шалопай, поцеловал тебя, не сказав, что люблю тебя. А я очень тебя люблю, и ты не один раз стояла перед моими глазами там, вдали, словно царица. Я надеялся, что все в разлуке пройдет, но не прошло. Ксения, любишь ли ты меня?»[165]
И Ксения чуть слышно ответила: «Да».
Пржевальский привез ей подарок — отрез золотистого китайского шелка с вышитыми звездами. С тех пор он стал приходить к ней часто. Муж был на заработках, хата стояла на краю деревни — никто ничего не видел и не знал. Осенью Николай Михайлович уехал в Петербург и вернулся лишь весной 1887 года. Навестив Мельниковых, он услышал от хозяйки, что она беременна. Ксения просила его не приезжать, боясь показаться ему некрасивой, однако вскоре Пржевальский приехал опять. Ксения увидела, что он очень располнел. В ответ на вопрос, какие у нее новости, он услышал: «Родилась девочка». Ксения боялась, что это его не обрадует, но Николай Михайлович, казалось, был рад. Он пытался дать Ксении денег, но она не могла их принять без объяснения, откуда они у нее взялись.
Время шло. Наступила зима 1888 года Пржевальский также часто бывал у Мельниковых. Однако уже к весне он должен был покинуть Смоленщину и отравиться в новую экспедицию. «Это будет мое последнее путешествие», — говорил он Ксении. Им предстояла еще одна встреча в июле, где Пржевальский провел день с уже годовалой дочерью, и последняя — летом 1888 года, в пору сенокоса. Встреча вышла печальной. Ксению мучил стыд за свой грех, деньги, которые ей предлагал Пржевальский, она не взяла. Попросила уйти, не оглядываясь. Так он и сделал.
После этого Ксения заболела, начала слабеть, у нее обнаружили желтуху. Через несколько месяев Кирилл Григорьевич попросил сестру Пржевальского, Александру Ивановну Пыльцову, найти для жены лекарство. Барыня приехала сама и Ксения увидела, что она в глубоком трауре. На вопрос, по кому траур, Александра Ивановна ответила, что погиб ее брат. Ксения потеряла сознание…
Е. П. Гавриленкова пишет: «Все рассказанное в „Воспоминаниях“ связано непосредственно с Пржевальским и к его облику добавляет немало деталей. Они важны и интересны безотносительно того, был ли Николай Михайлович в интимных отношениях с ее матерью или нет. Судя по тому, как правдивы и искренни все другие описания, хочется верить, что и сердечная тайна изложена так же правдиво».
«Какая искренность! Трудно придумать даже очень талантливому писателю то, что написано о пережитом. Это, несомненно, правда. Так оно и было!» — сказал об этой истории известный поэт и писатель Н. И. Рыленков (из письма профессора Д. И. Могулева Марфе Мельниковой, 1964 год)[166].
Но сомнения все-таки возникают — жизнь великого путешественника изучена очень хорошо, его окружали толпы людей, многие из которых с удовольствием делились известными им подробностями, а тут вдруг полное молчание. Слишком много самозванцев знает история…
События дневника «Воспоминания моей матери» Марфы Мельниковой изложены одним человеком — Марфой Мельниковой с рассказов ее матери, и женщины могут выдавать желаемое за действительное, ведь проверить их теперь сложно.
Николай Михайлович был очень щедрым человеком. Умирая, он сделал ясные и точные распоряжения о своем наследстве, упомянув всех близких ему людей, даже слуг. Но почему тогда не передал ничего дочери, если она была и была ему дорога?
Быть может, потому что умирал в окружении слишком многих, чтобы упоминать о ребенке, рожденном в адюльтере и навлекать позор на голову возлюбленной и ее мужа? Может, потому, что действительно между ними произошел разлад или было дано некое обещание — если уж Ксения Мельникова прожила всю жизнь с законным мужем до самой его смерти и умоляла дочь унести тайну с собой в могилу? А может, потому, что просто не успел — обнадеженный доктором, он хотел «еще многое передать» на следующий день и послать кому-то телеграммы. Но завтра для него уже не наступило…
Что ж, если потомки Марфы Мельниковой решатся сделать анализ ДНК, это решит вопрос так же однозначно, как и в предыдущем случае.
Изучением рода Пржевальских также занимаются профессор Н. М. Пржевальский и профессор В. Б. Титов, состоящий в 13-м поколении Пржевальских. Этот великий род достоин многих книг. Вот несколько фраз о нем В. Б. Титова: «Генеалогическое древо, которое мне удалось восстановить, образуют почти 500 имен 15 поколений. Все мужчины находились на воинской службе. Многие имели высокие звания и чины. Кроме Николая Михайловича, генеральские звания носили его родной брат Евгений Михайлович, дядя Алексей Кузьмич и двоюродные братья Владимир Алексеевич и Михаил Алексеевич… Удивительна судьба последнего генерала Пржевальского, Михаила Алексеевича, которого современники называли не иначе как „генерал суворовской школы“, тоже причастного к „восточному вопросу“, но уже в начале ХХ века… Командуя 2-м Туркестанским армейским корпусом, он сыграл решающую роль при взятии Эрзурумской крепости в 1916 году».
Я надеюсь, что и эта книга станет скромным вкладом в общее дело — продлить память о великом русском первооткрывателе и вдохновить потомков на тот же уровень свершений.