ставке с ним Новиков показал, что у Шведова была знакомая Тоня-агроном. Она вместе с Ивановой и Чибисовым печатала прокламации. Леонида били и спрашивали фамилию Тони. Новиков назвал ее адрес: Десятая линия, дом 59. Он забыл, что Карпечкина жила на 10-й Александровке.
Соня Иванова первые двое суток была вместе с Нелей. Когда подпольщицу увезли на допрос, девочку забрали из камеры и отправили в детский дом на Смолянке. Здесь содержали детей расстрелянных партизан и коммунистов.
В камере, придя в себя после побоев, Соня принялась искать девочку.
— Ее забрали,— подал голос кто-то из арестованных.
— Как забрали?— прошептала Иванова. Но поняв, что случилось, бросилась к двери и заколотила кулаками.— Отдайте мою Нелю! Верните мою дочь!
Обессиленная, она опустилась на пол.
Наконец состоялась очная ставка Борисова с Новиковым, На вопрос Брандта, знает ли он стоящего перед ним человека, Алексей Иванович ответил:
- Этого не знаю. Мне нужен Шведов, покажите его.
— Я уже говорил: Шведов на свободе. Он продолжает следить за партизанами и указывает их нам. Ведь так, Дмитрий Федорович?
— Алексей, зачем отпираться? — заговорил Новиков.— Нас предали. Всех арестовали.
— Уберите от меня эту мразь,— прервал Борисов.— Я не желаю с ним разговаривать.
— Зато мы хотим, чтобы вы разговаривали друг с другом,— повысил голос Брандт.— Борисов, вы знаете, кто перед вами стоит?
— Нет! — резко ответил Алексей Иванович.
— Ну что ты, в самом деле? — недовольно сказал Новиков.— Ты что, забыл, как мы везли вместе пулемет.
Борисов нагнулся и головой ударил Новикова в грудь. Тот ойкнул и упал. Потерял равновесие и Алексей Иванович. Его поволокли в подвал. Четыре казака стали на ноги и руки, пятый ходил вокруг и бил его сапогами...
Незадолго до ареста командира Власов поручил Дьяковой привести с Ларинки на Рутченково и надежно укрыть раненого в голову летчика Всеволода Бакитского. Его самолет сбили в районе Птичьего поселка. Немцы схватили пилота. Однако подпольщики выкрали Бакитского. Галина Алексеевна, минуя полицейские заслоны, привела летчика на квартиру учительницы Демченко.
Когда Новиков стал выдавать членов отряда, Дьяковы также укрылись у Демченко. Сюда, после небольшого отдыха у Кнышенко, и пришел сопровождаемый десятилетним Олегом Дьяковым измученный Александр Антонович. Дьяков и Бакитский распилили оковы на руках Шведова.
Ноги у него были распухшими, раны кровоточили. Спина вздулась, изуродованная бурыми полосами. Он сутки лежал на животе, ни с кем не разговаривал. Потом попросил Дьякова рассказать о товарищах.
— Мы знаем, где скрывается Покусай,— сказал Иван Васильевич.
— Пусть придет ко мне. И очень прошу сделать все возможное, чтобы я быстрее встал на ноги... Последние новости знаете?
— Да. Наши гонят немцев.
— Нужно собирать людей. Борьба продолжается. Через день пришел Покусай. Шведов приказал ему связаться с Тихоновым, Рыжиковым, Вербонолем, Власовым.
— Если возможно, узнай о моих детях и матери,— попросил он.
А вечером взволнованная Дьякова сказала:
— Полицаи братья Дроботы разыскивают меня. Могут напасть на след. Нужно немедленно уходить отсюда.
Галина Алексеевна предложила перебраться к ее знакомой Антонине Антонец. Она жила в пустующем, полуразрушенном общежитии шахты 17— 17-бис на окраине поселка. Длинный одноэтажный дом стоял у бездействующей железнодорожной ветки, идущей от станции Рутченково на завод Боссе *. Был с трех сторон окружен густым кустарником. В комнату лазали через окно, так как дверь была заложена.
* Завод имени Ленинского комсомола Украины.
Антонец встретила Дьякову вопросом:
— Какие новости, Галина Алексеевна?
— Хорошие. Можно по налетам судить, что наши наступают уже хв Донбассе... У меня просьба. Нужно спрятать одного товарища. А у тебя место тихое, надежное.
Антонина Георгиевна не отказала. Шведова привели в сумерках. Он сильно хромал. Через окно пролезли в комнату. Подпольщика раздели. Антонец, увидев покрытую кровавой коркой спину, широко открыла глаза, испуганно спросила:
— Где же он был?
— В тюрьме,— шепнула Дьякова.— Сидел в кандалах. Видишь, красные ранки на запястьях. Следы от шипов.
— О чем вы шушукаетесь? — окликнул их Александр Антонович.— Представьте мне хозяйку этого уголка.
— Тося,— сказала Галина Алексеевна, показывая на Антонец. — До войны работала машинисткой.
— Замечательно. Отныне, Тося, вы не будете сидеть без работы.
В полдень появился Покусай. Обеспокоенный, рассказал о посещении Веры Борисовны.
— К ней приходил какой-то Александр из Куйбышева,— говорил он.— Назвался твоим другом. Все выпытывал, где ты сейчас находишься. Показывал часы.
— Это провокатор,— ответил Шведов.— Они ищут меня... Ваня, передай Виктору; мне нужна пишущая машинка.
Аввакумов по приказу Грицаенко передал машинку Валентине Татько, и она принесла ее на Рутченково. Сам Виктор Яковлевич во время арестов скрывался, а после был переправлен на Петровку в группу Красни-кова.
Это была та самая машинка, на которой печатала прокламации, призывы и восковки Ирина Васильевна Чистякова... Первую листовку Антонина Георгиевна печатала под диктовку Шведова:
— Дорогие товарищи! Наши отцы и матери, братья и сестры! Для фашистских гадов настал час расплаты. Красная Армия бьет и гонит немцев. Бандитская армия Гитлера трещит по всем швам. Теперь час нашего освобождения близок... Ожидайте прихода нашей родной Красной Армии и всеми силами и способами помогайте ей в борьбе против гитлеровцев... Сосед! Не стесняйся своего соседа и товарища. Больше доверия друг другу. Объединяйтесь! Не давайте немцам вывозить хлеб, угонять скот, взрывайте и уничтожайте мосты и дороги, палите немецкие склады с боеприпасами и продовольствием. Помогайте нам громить фашистских разбойников...
Александр Антонович замолчал. Долго лежал с закрытыми глазами. Потом повернул голову к Антонец и медленно заговорил:
— Да, мы продолжаем борьбу... Мы ее не прекращали. Завтра люди прочтут обращение. Завтра снова фашистская нечисть завертится, как черт на сковороде..л И снова будут пытки наших товарищей. Пытки... Вы не представляете, Тося, что это такое. И никто не представляет. Рассказать о пытках невозможно. Человечество не предполагало, что породит таких нелюдей, и потому не придумало слов, равнозначных фашистским пыткам... Тося, размножьте листовку. А я полежу...
