Книга Ночь роя - Роберт фон Штейн Редик

И она, Неда, намеревается покинуть свой пост.

По ее телу пробежала судорога, заставившая ее оборвать слово. Ты не просто этого хочешь, подумала она, ты уже это сделала. Ибо вера не заканчивается публичным отречением, моментом, когда братья называли тебя еретиком и проклинали. Вера заканчивается в одиночестве и тишине так же, как и начиналась.

Сегодня утром она открыла глаза и поняла, что все кончено. В комнате по-прежнему было темно; Уларамит был тих и неподвижен. За окном пела птица, каждая фраза была подобна срочному, но разумному вопросу, который повисал без ответа в тишине до тех пор, пока птица больше не выдерживала и не задавала вопрос снова. Вера кончилась, ушла. Она больше не верила. Она лежала в полном ужасе между Лунджей и Ташей, боясь пошевелиться, боясь думать. Когда на глаза навернулись слезы, она не поняла их причины. Я люблю Книгу, подумала она, я люблю Книгу Старой Веры больше, чем когда-либо. Она любила своего мастера и Отца, который ее обучал, и своего брата-сфванцкора, который пал в бою. И она не сомневалась, что Старая Вера была даром этому миру от божества.

Очень старым. Слишком старым. Дар изменился, и теперь никто не мог извлечь его из недр проглотившего его зверя, испорченной твари, которая молилась, ковыляла, развязывала войны и ненавидела счастье — современной Старой Веры, которую она так старалась полюбить.

Она уставилась в потолок, спрашивая себя, не безумие ли это, не начнет ли она сейчас кричать. Почему сейчас? Что же произошло? Был ли это приказ Кайера Виспека четыре дня назад — только приказ и ничего другого?

Мастер застал ее смеющейся и делящей дыню с двумя воинами-селками на площади городка. Он холодно попросил ее вернуться в дом. Позже он заставил ее рассказать все, как она бежала с ними (ради удовольствия бегать, карабкаться, потеть под полуденным солнцем) почти до вершины стены кратера, а потом снова легла рядом с ними на сугроб, такой горячий, что ее кожа почти обжигалась, дико счастливая — и это сбивало ее с толку, пока она, вздрогнув, не поняла, что счастлива только потому, что они были счастливы. Потому что существа, которым тысячи лет, все еще могли радоваться простому солнцу, усталым мышцам и шокирующему холоду снега.

Она сказала Виспеку, что они попросили ее подождать, пока заглянут за край: как и всем путешественникам, которых она знала, ей было запрещено смотреть за пределы Уларамита, чтобы не получить какой-либо подсказки о его местоположении. Она ждала их, изучая крошечные звездчатые цветы, растущие между скал, и спрашивая себя, будут ли следующие сутки их последними в этом странном убежище или последними в жизни.

Когда селки вернулись, их лица изменились.

— Что случилось? — спросила Неда. — Вы видели силы Макадры? Они рядом?

— Мы видели их, но они не видели нас, — сказал селк. — Уларамит остается скрытым от всех врагов, пока, по крайней мере. Но мы также видели кое-что гораздо худшее: черное облако, мчится. Это был Рой Ночи, облако-охотник Смерти, и наши души похолодели, когда мы его увидели, даже издалека.

Они спускались в молчании. У подножия холма они вместе подошли к лорду Ариму и Рамачни и объяснили то, что они видели. После этого она некоторое время оставалась со своими друзьями-селками, и постепенно их настроение улучшилось. Пока они делили дыню, селки молча рассказывали об ее друзьях. Прямая, безмятежная осанка и пронзительный взгляд — это мог быть только Герцил. Фигура с безумными глазами, хватающаяся за воображаемые инструменты: Большой Скип. Селки были искусными мимами. Неда смеялась до боли в животе.

Кайер Виспек выслушал все это, не сказав ни слова. Затем он ненадолго удалился в свою комнату. Когда он вернулся, то сказал, что она должна избегать селков, когда это возможно, обмениваться только короткими любезностями, извиняться и уходить, если они становятся фамильярными:

— Тебя обучали с определенной целью, и эта цель не в том, чтобы сидеть и смеяться с мужчинами любой расы.

— Они меня не соблазняли, Кайер, — сказала она. — Я подумала, что они могли бы сказать мне что-нибудь полезное.

— Тогда почему у тебя был пристыженный вид, когда мы встретились?

Прежде чем она смогла прийти в себя настолько, чтобы ответить, он покачал головой и продолжил:

— Я не уделял тебе должного внимания, Неда Играэл. Все мои мысли были о выживании, пока мы не пришли сюда, но здесь оказалось больше угроз — и не только телу. Твой разум все больше отвлекается на удовольствия, твой инстинкты притупляются легкой жизнью в этом месте. Как твой старший товарищ и учитель, я виноват.

— Но, мастер, я прочитала все свои молитвы, выполнила медитацию...

— Видишь? — вырвалось из него. — Ты чувствуешь потребность защищаться. Это чувство — твоя душа, взывающая к порядку, к возвращению к тому, что должно быть.

— Какой вред мне причинен?

При этих словах Виспек по-настоящему разозлился. Одно возражение он стерпел; два граничили с бунтом. Он не бушевал и не кричал. Он просто опустил глаза, как будто ему было невыносимо смотреть на нее. Неда вздрогнула. Она чувствовала себя раздетой. Виспек отстраненным голосом спросил ее, не могла бы она написать несколько отрывков из Книги.

— Какие стихи, мастер? — спросила она.

Виспек направился к двери.

— Все, что помнишь, — сказал он.

Она поймала его на слове. Этим утром она написала по памяти семьсот пятьдесят стихов, заполнив шестьдесят листов. Ее Дар помогал; ему нравились эти маниакальные подвиги памяти больше, чем что-либо взвешенное или практичное. До тех пор, пока она будет продолжать писать как сумасшедшая, Дар, без сомнения, будет действовать и дальше, наполняя ее сознание священным текстом, как печку углем.

Когда группа сфванцкоров отдалялась от Книги, задачей старшего ученика было произнести или записать по памяти длинные отрывки, которыми могли пользоваться все. Таким учеником был ее брат по вере Джалантри, пока не погиб в Адском Лесу. Так что Неда никогда не писала никаких отрывков с одобрения Виспека. Он знал, что у нее особенная память, но даже не догадывался, насколько. Записи Неды были более точными, чем его собственные. Обрадуется ли он ее знаниям или сочтет это насмешкой, магическим обманом? По-прежнему ли заучивание Книги