— Тебе какое дело? — недовольно оскалилась я, доставая Кааса.
В отражении лезвия мелькнули мои лазурные глаза и рыжая шевелюра Окумента. «Это что ещё за козёл рядом?» — спросил Каас, и я ухмыльнулась его прозорливости. Поправила пряди и убрала кинжал в кожух.
— У нас с тобой вроде уже неплохо получалось танцевать на последнем занятии Банфик, — он перекинул руку за спинку лавки. — Можем повторить в бестиатриуме.
— Окумент, ты совсем страх потерял? — я даже поперхнулась слюной. — Серьёзно решил подкатить ко мне?
Мимо пушистым ураганом пронеслась Вилли, обвешанная нитями цветных камней и яркими лентами. Подготовка к Дню Династии шла полным ходом, и в воздухе уже витала праздничная радость вместе с ароматом хвои.
— Сдалась ты мне, — фыркнул Бэзил, поднимая выпавший из шляпы Вилли Иверийский символ. — Просто не хочу позориться перед нормальной леди своими танцевальными навыками.
— Плохому танцору известно, что мешает, — я отпихнула его руку. — Могу отрезать тебе яйца. Из добрых побуждений.
— Дура ты, Горст, — как-то вполне честно обиделся Окумент. — Я как лучше хотел. Тебе со мной ведь выгоднее дружить. Предупредить хотел…
— Предупредить? — перебила я уже откровенно громким смехом, и некоторые студенты испуганно вскинулись. — То есть ты сначала пытался ко мне подкатить, теперь — запугать? Окумент, ну это даже для тебя тупо.
Возле увитого еловыми ветками камина я заметила застывшего Родрика Трейсли. Он нервно перебирал пальцами бордовые ленты, делая вид, что помогает украшать помещение. Должно быть, неплохо я его напугала в тот раз, когда хотела прирезать прямо здесь.
— Дура, — к моему удовольствию уже откровенно разозлился Бэзил. — Как есть — дура!
«Сам дурак» хотела ответить я и уже почти скрутила рыжего идиота, но перед глазами мелькнул голубой тиаль Вейна. Совсем близко. Обычно ко мне не осмеливался никто подходить, и я заинтересовалась храбрецом.
— Мотана? — округлила я глаза.
— Лавбук? — не меньше моего удивился Бэзил.
Девушка была без привычной книги, поэтому руками обнимала саму себя. Вместо тугого пучка на голове у неё красовалась высокая прическа на манер Надалии Аддисад. Синий дельфин на шее отдавал голубизной в ярком свете гостиной.
— Юна Горст, — она попыталась придать уверенности, но голос дрогнул. — Меня просили тебе кое-что передать.
Мысли заскакали безумными кузнечиками от одной провинности к другой. Меня вызывает Надалия Аддисад? Голомяс сдал ход? Меня видели ночью? Кто-то из города донёс о разгуливающих студентах? Поймали кого-то из банды? Я нарушила такой ворох правил академии, что даже маленькой части хватило бы на исключение. Оправдания вытесняли друг друга, и я уже выстраивала защитную речь в кабинете ректора. Заодно прикидывала, как быстро сообщить Джеру, который сегодня вёл занятие у третьего курса.
— Сирена Эстель просила тебя посетить вместе с ней атхавар хьёль-амира, — так и не дождавшись моей реакции, пояснила Мотана. — Мужчин к обряду не допускают, а она боится заходить без защиты.
— Ты?… — попыталась я вернуть разум в русло беседы. — То есть, ты не от Надалии?
— Нет, я от Сирены, — уже совсем уверенно кивнула Лавбук. — Мы стали подругами.
Я открыла и закрыла рот. Почему-то «мы стали подругами» прозвучало упрёком.
— Что Сирена собралась посетить? — я растерянно потёрла паука на шее.
— Атхавар — традиционное жилище амира, короля кочевого народа Таххарии-Хан, или других высокопоставленных особ, — шатёр из белого войлока на стобах, покрытых золотыми листами, — скороговоркой выдала Лавбук. — Сегодня хьёль-амир Махди ад-Хадзин в атхаваре принимает подарки от девушек, желающих стать невестами. Этот ритуал называется, — она сморщила лоб на секунду, вспоминая, и сразу же просияла. — Дуната Мар. Означает «дар согласия».
Так и хотелось подсечь ногу Лавбук, чтобы та позорно рухнула на каменный пол. К счастью, с мимолётной эмоцией я справилась быстро и сосредоточилась на главном: Сирена всё-таки решилась. Один Вейн знал, что было в голове у этой капризной леди, но в то, что она искренне хотела замуж за таххарийца, мне не верилось. Как, впрочем, и в честность дружбы с Мотаной. Просто Сирена, в отличие от меня, очень хорошо знала, с кем выгодно дружить и не гнушалась притворством. Я кинула рассерженный взгляд на Окумента. Тот напрягся от речи Лавбук, и что-то мне подсказывало, что мыслишка о подсечке у него тоже проскочила.
— Лучше не ходи, — угрюмо прорычал Бэзил.
А как же Лоним? А как же громкие заявления Сирены о свободе? Не думает же она, что варвар предоставит ей вольную жизнь? Судя по его нраву и обычаям, запрёт в клетке… Или в том же шатре, куда ступит ножка леди Эстель в модной туфельке.
— И где же его бронзовую задницу вылизывают сегодня? — уточнила я у Мотаны.
Бэзил хохотнул, а Лавбук только нахмурилась. К подобным вопросам книжная мудрость её явно не готовила.
— Где этот… ахатварь? — упростила я задачу прилежной студентке.
— Ат-ха-вар, — чётко, по слогам произнесла мейлори ректора Аддисад, чем снова вселила желание подсечки, и охотно пояснила: — Сразу за площадью, после первого спуска. Ты точно не пройдёшь мимо, его заметно издалека.
Я коротко кивнула. И даже с некоторым рвением поднялась. Сирена может сколько угодно заводить новых подруг, которые будут восхищаться её ухищрениями и идеями по защите от варваров. Но вот только одна старая подруга прекрасно знала, что порой Сирене нужна защита от себя самой.
* * *
Замок Кроуницкой Королевской Академии светился жёлтыми глазками окошек. Извечный туман, сегодня особенно плотный, поглощал одну за одной прямоугольные башни, лишая здание величественной высоты. Даже горы вокруг попрятались за белёсой вуалью, вытолкнув из своих недр неуклюжее творение зодчих в качестве сурового стража. А он был только рад служить охранником. Гранитный фасад достойно противостоял времени: тёмный камень впитал в себя смену эпох, и сам стал памятником, величавым монолитом истории.
В такие дни замок казался мне одушевленным существом — студенческая суета вдыхала жизнь в древние камни, какая-то таинственная сила шевелила его фундамент, и Кроуницкая Академия пыхтела, раздувалась и завывала на десятки голосов. Чудилось, вот-вот разом зарычат все каменные львы, вспорхнут с барельефов и фресок змеи, полыхнут огнём драконы, залают псы и запоют птицы.
Накануне Праздника Династии это ощущалось особенно остро, и высокие квадратные ворота были огромным беззубым ртом каменного монстра, охотно выплёвывающим из своего теплого недра очередного обитателя. Хвойные растяжки из еловых лап висели над входом-ртом смешными усами, украшенными бордовым лентами, золочеными коронами и переливчатыми иллюзиями, сверкающими разноцветными вспышками.
Я так сильно полюбила Кроуницкую Академию, что считала её своим настоящим домом, где у меня была настоящая жизнь. И я была частичкой её души, крохотной капелькой, дарующей жизнь древнему замку. Чувствовала причастность к чему-то важному и великому. Может, именно так ощущали верноподданные принадлежность Квертинду и верность Иверийской династии, в честь которой отмечали ежегодный праздник?
