отравить.
Это интервью привело Алин в недоумение. Во-первых, она поняла, что Робер так и не смог избавиться от своих болезненных страхов. Не догадываясь о том, что именно они и являются источником его вдохновения, она хотела задушить эти бесплодные, как ей казалось, сожаления. Как же глуп этот комплекс вины! Но больше всего она боялась, что эти откровения вызовут неприязнь публики, что отразится на гонорарах. К счастью, импресарио все уладил: он сказал, что черный юмор Робера идет от скромности актера и его смущения перед таким успехом. Комментарии в прессе тоже были снисходительны и доброжелательны.
В конце недели Робер возвратился из Бретани. Он подарил Жереми очаровательный игрушечный парусник, а жене огромный букет полевых цветов.
— Надеюсь, они не ядовитые, — рассмеялась она.
— Почему же, это дигиталисы.
— Ну тогда я не буду их брать.
— Оставь себе маргаритки, остальные я отнесу на кладбище.
— Нет, Робер, я умоляю тебя! Прекрати паясничать, это уже не смешно!
Она схватила его за руку. Никогда еще он не видел ее такой красивой, как в эту минуту, с огромными, полными слез глазами. Он покачал головой и сказал просто:
— Это проклятие Александра. Это выше моих сил.
…Два субъекта, спрятавшись за памятник, поджидали его. Он не заметил их, ни когда шел по дорожке, ни когда вплотную приблизился к могиле, и вдруг они выросли перед ним, как две зловещие тени.
— Эти цветы нам?
— Какие-то они чахлые, видать, он недорого заплатил за них.
— Именно об этом мы сейчас и потолкуем.
— Не будем торопиться. У нас много тем для разговора. К примеру, наш дорогой Дювернь…
— За тобой, кажется, должок. А у нас как раз денежные затруднения. Я думаю, мы сумеем договориться.
Белобрысый отпустил бороду и был в шляпе, но Робер сразу же узнал его. У него были золотистые, почти рыжие глаза. Второй — в очках и с черными усами. Оба были в непромокаемых плащах и держали руки в карманах. Робер заметил, что в одном из них сверкнуло дуло пистолета. Он взглянул на дигиталисы, которые собирался положить на надгробье. Цветы, привлекающие шмелей.
— Мы договоримся, — ответил он.
— Хорошо, что ты нас быстро понял.
— Я думаю, мы остановимся на пяти миллионах. Что ты на это скажешь?
— Это безумие! Вы что, сумасшедшие?
Два удара в бок. У Робера перехватило дыхание. Бородач сунул руку в карман плаща. Однако Робер не испугался, ему вдруг показалось, что все это происходит на съемках фильма. Раз они хотят вытянуть из него деньги, то убивать так сразу не станут. Он повернулся, чтобы получше их рассмотреть. Им было не больше двадцати лет. Мальчишки, играющие в бандитов, вырядившиеся, чтобы иметь устрашающий вид. У Робера было ощущение, что он репетирует эпизод с начинающими актерами.
— Зачем же нервничать? В принципе я согласен. Я действительно вам кое-что должен. Но вы требуете невозможного. Я не знаю, в курсе ли вы, что с каждого фильма я плачу 60 процентов налога.
Субъекты переглянулись, они не ожидали, что дело примет такой оборот. Робер почувствовал, что счет пошел в его пользу, и нужно только не упустить инициативу. Он не дал им времени опомниться и продолжил:
— Знаете, я очень рад, что вы пришли. Я давно мечтал с вами познакомиться. Это неудивительно, ведь вы так много сделали для меня. Значит, вы видели мое интервью? И поняли, что я вас звал? Я знал, что вы поймете, только боялся, что вы не прочтете статью. Весь этот бред про ненависть и яд я вставил для отвода глаз. Но главное, что мы все-таки встретились. Здесь, у этого надгробья, которое закрепило наш договор.
Говоря, он обращался к блондину, который, по-видимому, был предводителем. Улыбаясь, он взял его за руку. Лицо Робера было совершенно спокойно, но внутренне он ликовал: ему удалось повернуть ситуацию в свою сторону. Теперь он вел игру. Робер чувствовал, что они в его власти. Они воображают себя матерыми бандитами, а на самом деле это просто мальчишки, и достаточно пустить пыль им в глаза, чтобы сбить с толку. К соседней могиле подошли какие-то люди. Робер воспользовался этим и повел бандитов к выходу.
— Не стоит задерживаться здесь. Мы ведь можем поговорить и на ходу. Поверьте, я совершенно искренне рад вас видеть. Меня давно угнетала мысль, что я не могу отблагодарить людей, которые принесли мне славу. Но позвольте мне самому назначить цену. Вы просите невозможного. Помните убийство министра? Те бандиты запросили такую же сумму. Но согласитесь, актер — это не министр.
Субъекты были так обескуражены, что покорно следовали за Робером. Он держал их под руки и вел к выходу. Они притормозили перед сторожевой будкой. Через окно были видны фигуры полицейских в униформе. Ничего опасного, и все же…
— Понятно, что с Дюверня вы ничего получить не могли. Кто же тогда вам заплатил?
— Клянусь вам, никто!
— Ну, ну, не надо считать меня дураком. Я знаю, что к чему. Все-таки любопытно, на кого вы работаете?
— Честное слово, ни на кого!
— Что ж, вы убили Дюверня для собственного удовольствия?
— Это была ошибка. Мы сами не поняли, как это произошло. Мы подумали, что это…
Эти слова произнес брюнет, другой знаком приказал ему замолчать, но было уже поздно: Робер все понял.
Александр Дювернь стал жертвой своего персонажа. Он так привык к роли полицейского, что и впрямь стал на него походить. Когда он вошел в кафе, мальчишки, угнавшие автомобиль, испугались, что он их арестует, и начали палить.
— Представляю, как вы перепугались, когда поняли, что натворили.
— Еще бы!
— И тогда вы решили уничтожить машину и пистолет.
Они молча кивали, стыдясь, что их так быстро раскусили. Наверняка в кармане у бородача лежала обыкновенная трубка. Сейчас Робер мог отправить их восвояси, и они бы повиновались. Но вместо этого он достал свой бумажник.
— Пожалуй, не стоит выписывать вам чек. Вы так струсили, что вряд ли рискнете пойти в банк. Вот все, что у меня с собой наличными. Даю вам от чистого сердца, здесь 500 тысяч с небольшим. И исчезайте, пока вас никто не увидел.
Они почувствовали такое облегчение, что тут же скрылись, даже не поблагодарив.
Робер открыл дверь с видом человека, только что провернувшего отличное дельце. Не успел он вынуть ключ из замка, как услышал позади себя крик:
— Руки вверх!
Он выронил ключ и медленно поднял руки к потолку. Тут же раздались выстрелы.
— Негодяй, ты меня ранил!
Робер, застонав, повалился на паркет. Жереми бросил свой пистолет и наклонился
