достойный край.
Роскошный храм в земле обетованной
Напоминал великолепьем рай.
Даосы там играли на свирелях:
Они сидели строго, в два ряда,
Гимн благодарственный они слагали
О том, что миновала их беда.
На середине восседал Владыка,
Нефрит священный он в руках держал.
Из книги Даодэцзин103 он поученье
О праведности истинной читал.
Даосы, пыль столбами подымая,
Вели о тайных знаках разговор;
Склонялись ниц, закончив объясненья, —
И о дожде молил согласный хор.
Свечей горящих ввысь тянулось пламя,
И аромат вздымался к небесам;
Звезде Полярной в знак благоговенья
Даосы воскурили фимиам.
На столиках плодов лежала груда,
И яств отборных подавались блюда.
На главных воротах храма висели два свитка из желтого шелка, на которых было вышито двадцать два иероглифа. Надпись гласила: «Да будут благоприятными дождь и ветер. Да будет неизмеримой для вас милость неба. Да царят мир и благоденствие в вашей стране. Да продлится на тысячи лет счастливое правление». Тут Сунь У-кун увидел трех почтенных даосов в священных одеждах, в которых узнал бессмертных: Силу оленя, Силу тигра и Силу барана. Перед ними стояла толпа молящихся – человек восемьсот. Расположившись в два ряда, они били в барабаны и гонги, возжигали благовония, моля о прощении грехов.
«Вот я сейчас спущусь вниз и смешаюсь с толпой, – с удовольствием подумал Сунь У-кун. – Однако недаром говорится, что «из одной ворсинки шелка нитки не получится, а одной ладонью невозможно хлопать». Надо позвать Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, и мы все вместе сыграем с ними шутку».
На облаке Сунь У-кун спустился прямо в храм и тут увидел Чжу Ба-цзе и Ша-сэна. Они спали на одной постели головами в разные стороны. Он стал будить Ша-сэна.
– Ты что, брат, не спишь? – спросил тот.
– Вставай, – сказал ему Сунь У-кун. – Забавное дело есть.
– Какие еще там забавы, когда уже третья стража, – заворчал Ша-сэн. – Во рту пересохло, и глаза слипаются.
– Здесь в городе есть храм, выстроенный в честь даосской троицы – Саньцингуань, – сказал Сунь У-кун, – как раз сейчас даосы совершают там моление. Храм полон разного рода снедью, предназначенной для жертвоприношений. Там и пампушки величиной с кадушку, и печенье весом не меньше пятидесяти цзиней каждое – всего не перечесть. Много фруктов. Пойдем полакомимся.
Услышав о еде, Чжу Ба-цзе тотчас же проснулся.
– А меня почему не зовешь? – спросил он.
– Вот что, братья, – сказал тогда Сунь У-кун. – Если хотите поесть вволю, пойдемте, только без шума, чтобы не разбудить учителя.
Они поспешно оделись, потихоньку вышли из храма и вскочили на облако. Увидев зажженные фонари, Дурень готов был сразу же приступить к делу. Однако Сунь У-кун остановил его.
– Не торопись. Подождем, пока они разойдутся.
– Да у них моление в самом разгаре, – заметил Чжу Ба-цзе. – Они и не думают уходить.
– Погоди, я знаю, как заставить их покинуть храм, – сказал на это Сунь У-кун.
После этого наш чудесный Великий Мудрец произнес заклинание и изо всех сил дунул в юго-восточном направлении. В тот же миг поднялся бешеный ураган. Ветер, ворвавшись в храм, опрокинул вазы с цветами, повалил подсвечники, сорвал со стен свитки с надписями. В храме сразу стало темно. Даосы помертвели от страха.
– Дети мои, – сказал бессмертный Сила тигра, – разойдитесь пока. Ветер загасил фонари и свечи и развеял благовония. Пусть каждый удалится сейчас на покой, а утром мы прочтем побольше псалмов и таким образом наверстаем упущенное сегодня время.
Даосы разошлись, а Сунь У-кун и его спутники опустились вниз и проникли в зал Саньцингуань – даосской троицы. Дурень с жадностью набросился на еду и поедал все, что попадалось под руку, не разбирая вареная эта пища или сырая. Тогда Сунь У-кун ударил его посохом по рукам.
– Я еще не распробовал как следует все эти лакомства, а ты уже дерешься, – проворчал Чжу Ба-цзе, отдернув руки.
– Веди себя прилично, – сказал Сунь У-кун. – Давайте сядем и будем есть, как полагается.
– Вот еще новости! – возразил Чжу Ба-цзе. – Если мы будем соблюдать приличие, воруя, то что станем делать, когда нас пригласят в гости?
– А что за бодисатвы сидят там, наверху? – спросил Сунь У-кун, не отвечая Чжу Ба-цзе.
– О! – изумился Чжу Ба-цзе. – Если ты не знаешь даосскую троицу, то каких бодисатв ты знаешь?
– Что же это все-таки за божества? – повторил свой вопрос Сунь У-кун.
– В центре сидит изначальный Владыка неба, – сказал Чжу Ба-цзе, – слева от него – Владыка небесных сокровищ, а справа – великий Лао-цзюнь.
– Мы должны принять их облик, – сказал Сунь У-кун, – и тогда можем спокойно приступить к еде.
Запах съестного дразнил Чжу Ба-цзе, и он горел нетерпением скорее приступить к делу. Он взобрался на возвышение, рылом столкнул оттуда статую Лао-цзюня и сказал:
– Ну, почтенный старец! Хватит тебе восседать здесь. Дай теперь и мне посидеть немного.
Таким образом Чжу Ба-цзе превратился в великого Лао-цзюня. Точно так же Сунь У-кун превратился в изначального Владыку неба, а Ша-сэн – во Владыку небесных сокровищ.
Не успел Чжу Ба-цзе сесть, как тотчас же схватил огромную пампушку и начал ее уписывать.
– Не торопись! – сказал ему Сунь У-кун.
– Чего же еще ждать? – спросил Чжу Ба-цзе. – Ведь мы уже приняли их облик.
– Братья, – сказал тогда Сунь У-кун, – поесть – дело немудреное. А вот если мы выдадим себя раньше времени, то будет худо. Мы повалили на пол статуи их богов. А ведь рано утром сюда может прийти какой-нибудь даос звонить в колокол или подметать. Представьте себе, что он споткнется об эти статуи. Тогда мы сами выдадим себя. Надо лучше спрятать их подальше.
– Куда же их спрячешь, – возразил Чжу Ба-цзе. – Мы в этом храме первый раз и ничего здесь не знаем. Тут и дверей не найдешь.
– Когда мы вошли сюда, – сказал Сунь У-кун, – я справа заметил маленькую дверь. Судя по запаху, который исходит оттуда, там должен быть склад зерна. Вот и стащи их туда.
Дурень был силен. Спрыгнув вниз, он взвалил себе на спину все три статуи и унес их. Подойдя к двери, о которой говорил Сунь У-кун, он толкнул ее ногой и увидел, что это вовсе не склад зерна, а уборная.
– Ну и шутник же этот бимавэнь, – со смехом сказал Чжу Ба-цзе. – Даже для сортира он решил подобрать соответствующее даосское название.
Прежде чем свалить свою ношу на землю, Чжу Ба-цзе обратился к даосским божествам с молитвой
