Нет, лучше уходить! Даже со скованными руками!
Он сел в «Ниву», запустил двигатель, кое-как тронулся с места. Через километр наловчился, поехал быстрее. И уж не переключался на ямах и рытвинах. И ветер, кажется, вынес мерзкое ощущение смерти…
Дорога начала петлять, огибая надолбы останцев и каменных россыпей. Скованные руки раздражали, машина не вписывалась в повороты, подминала деревца, шаркала боками о сосны. На одном зигзаге он не справился с управлением и едва не врезался в камень. Надо освобождать руки! Но как? Напильником — слишком долго, но делать нужно сейчас: если придётся бросить машину, то бежать со скованными руками по камням — самоубийство. Он открыл бардачок — два блока спаренных магазинов с патронами, ракетница, три гранаты. Он взял одну, вывинтил запал. Его гильза вставлялась в кольцо цепи… А что будет с руками после взрыва запала? Он разорвал пробитую пулями кожу на спинке сиденья, вытащил из-под неё пласт тугой мебельной резины. Разделил её пополам, укрыл запястья рук и ладони. Затем отыскал высокий, не очень толстый пень, надел на него скованные руки, присел, спрятал голову и на ощупь, осторожно вытащил чеку. Скоба отлетела, щелчок бойка, и сразу же загорелся замедлитель.
Через пять секунд он был свободен, хотя звенело в ушах и саднило запястья. Снять браслеты нечего было и думать, придётся носить как память, пока не появится возможность распилить…
Он садился в машину, когда услышал в лесу глухой рёв двигателя. Его догоняли! Только, похоже, не на «Опеле». Неужели где-то добыли грузовик? Прислушавшись, он понял: у низкосидящего «Опеля» оторвался глушитель. Значит, едут не жалея машины. Да что им теперь машина? Есть искусительный стимул — пещеры, откуда можно рюкзаками выносить алмазы…
Следовало устроить завал на дороге, но чем и как? Везде можно объехать. Прошёл бы небольшой дождь! И они бы надолго застряли, вынужденные бросить машину, и тогда можно оторваться от них. Остаётся одно — найти узкое место и делать засаду. Иначе приведёшь за собой к камню со знаком жизни…
Он ехал с оглядкой — ничего подходящего! Только примятые к земле деревья, сухие и жёсткие, как согнутый лук. И тут его осенило! Русинов пропустил между колёсами очередную жердь, скребнувшую по днищу, — её не объехать! — выскочил из машины и стал минировать дорогу. Распустил моток изоленты на всю длину, один конец привязал к склонённому деревцу, к другому — небольшой камень. У гранаты выдернул чеку, положил на землю, прижал камнем. Как только преследователи тронут деревце бампером машины, камень отвалится, чека отлетит. Замедлитель работает до пяти секунд, поэтому взрыв прогремит либо впереди машины, либо даже под ней…
Русинов вернулся к «Ниве», сел за баранку. Он никогда не мог предположить, что ему придётся ещё и воевать, хотя он почти двадцать лет носил погоны и был военным человеком. Причём воевать со своими, говорящими на одном языке и разве что живущими по иным законам и правилам. Можно было представить, кем бы стал этот генерал, завладей он золотом, а значит, и властью.
Вся прошлая жизнь до сегодняшнего утра ему уже казалась призрачной, беззаботно-ребячьей, когда можно было пусть и с радиомаяком, но свободно ходить по земле, загорать на песке под солнцем…
Правда, и тогда приходилось оглядываться…
Повинуюсь року!
Он выехал на мёртвую дорогу и остановился, как витязь на распутье. Если ехать направо, можно добраться до посёлка Вая, что с древне-арийского можно было перевести как «кричащая»; налево была знакомая уже Кошгара, гора, набитая сокровищами… Следовало искать третий путь — в горы, к вершинам хребта «Стоящего у солнца».
Через двенадцать километров он отыскал всё-таки отвороток с мёртвой дороги. Зарастающий молодым ельником, едва видимый просёлок уходил куда-то к водоразделу истоков рек северного и южного направлений. У него не было ни карты, ни компаса, ориентироваться приходилось лишь по солнцу. Но через восемь километров дорога опять упёрлась в стену. Впереди был карьер: видимо, отсюда возили щебень для отсыпки полотна.
Он не стал больше испытывать судьбу и искать пути, чтобы проехать на машине. Въехал в карьер, напоминающий огромную воронку или метеоритный лунный кратер, подогнал «Ниву» вплотную к живой, дышащей осыпи. Взял всё, что могло пригодиться в пути: автомат с запасными магазинами, три гранаты, коробок спичек и литровый китайский термос с остатками заплесневелой заварки. Ни продуктов, ни ножа или топора, ни куска верёвки. А надо пройти по горам более ста километров, перевалить хребет, ночевать среди скал без топлива, без пищи и тёплой одежды…
Он примотал изоляционной лентой к заряженной гранате ту, из которой вывернул запал, поднялся из карьера на гору и метнул этот снаряд в середину щебенистой осыпи. Взрывом стронуло сотни кубометров породы, котлован заполнился пылью. Когда она чуть улеглась, Русинов заглянул вниз: машина была похоронена надёжно. Через несколько часов влажный щебень подсохнет, и никому в голову не придёт, что там есть, под длинным, шевелящимся языком щебня…
Он уже поднялся на водораздел, когда услышал хлопающий гул вертолёта. Он крался над самым лесом, но тянул к Кошгаре, торчащей чуть правее по ходу движения Русинова. Он решил, что команда генерала Тарасова поднялась «в ружьё» и начала его розыск. Надо было выходить из этого района к хребту, где его наверняка искать не станут, ибо никому, кроме Ивана Сергеевича, не известно о его маршруте. Вертолёт приземлился в районе Кошгары — значит, высадил десант и сейчас начнётся прочёсывание.
Водораздел, как всегда бывает, оказался сухой — ни ручейка, ни родника или дождевой лужи. Он уже не потел, начиналось обезвоживание организма. Развалы камня — замшелые курумники, поросшие лиственницей, — тянулись бесконечно. Здесь нельзя было бежать или прыгать как на болоте, по кочкам. Любое неверное движение — и потом лучше застрелиться, потому что со сломанной ногой нельзя сдаваться в плен и нельзя никуда уйти. За два часа он едва одолел пять километров. Проклятая Кошгара, кажется, и не сдвинулась с места! А тут ещё поднялся вертолёт и начал кружить над горами.
Он знал, что с воздуха на голых серых камнях любой движущийся предмет можно увидеть на десяток километров. Опасаясь, что вертолёт начнёт рассаживать десант по горам, он всё-таки залёг в курумнике под нависшей глыбой и приготовился к бою. Около часа вертолёт кружил над лесом, но так и не подлетел к водоразделу. Сделав последний разворот, он лёг на курс и скоро пропал из виду.
Русинов выбрался из укрытия и уже без оглядки пошёл строго на восток. Впереди, как чудилось издалека, поднимались неприступные стены «Стоящего у солнца»…
Ледник не осилил эти стены. Он дополз до их основания, уткнулся, упёрся с северо-западной стороны и медленно сотлел под солнцем, оставив нагромождение валунов по бортам морены и долины, распаханные по предгорьям. По этим долинам потом потекли реки с болотистыми берегами, обезображенная земля сначала обратилась в мшистую тундру, затем постепенно затянулась лесами, и возник ландшафт, который существовал и поныне.
