Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
– Прямо вот так? Из Палестины, без аппаратуры, без предварительного оповещения? Похоже, Александр Иванович в своем репертуаре. А если бы выскочили километров на сорок южнее или севернее? Там бы и померли, судя по вашему снаряжению. Ночью здесь до минусовых температур погода свободно опускается.
Да что же это я вас, друзья, баснями кормлю? Извольте за мной, каютки вам определим, посидим в удобном месте, потолкуем не спеша. Я, помнится, когда в похожую заморочку попал, долго пытался понять, что и как. Вам легче…
– Александр Иванович тут совершенно ни при чем, – счел нужным отметить Вадим. – Это абсолютно наша личная инициатива. И пути отхода у нас железные. Если что – триста шагов, и мы снова дома.
– Ну, я бы так категорически не заявлял. Бывали замужем, знаем. Я вот, если вам интересно, однажды принял предложение давнего знакомца прогуляться, не далеко и ненадолго, так до сих пор не могу домой возвратиться. Дорогу забыл…
Капитан показался Ляхову очень общительным человеком. Возможно, потому что долгое время не имел подходящих собеседников. А, может быть, это у него просто манера такая – заговорить людей до полной растерянности, а потом… Что именно потом, он придумать не успел.
– Один вопрос можно? – Капитан Воронцов перевел взгляд с Вадима на Ляхова, словно бы соображая, кто сможет ответить лучше.
А они оба, машинально, дуплетом ответили:
– Конечно!
– Молодцы!
Воронцов был лет на десять старше каждого из них, да и нашивки внушали уважение. Контр-адмирал как минимум. Поэтому покровительственно-ироническая оценка двойников не обидела. Кроме того, лицо у него было очень уж располагающее, дышащее, как любил выражаться тот же Жюль Верн, доброжелательностью и благородством.
– Вопрос такой – как вы считаете, где мы сейчас находимся? Можете не спешить, подумайте.
Пока шли по верхней палубе, потом поднимались в открытом лифте сквозь ярусы занимающей две трети корабля надстройки, Ляхов удивлялся.
Никогда ему не приходилось видеть воочию столь обширных и роскошных помещений. Листал, конечно, книжки с фотографиями интерьеров старинных лайнеров, чемпионов «Голубой ленты Атлантики», но наяву – это совсем другое.
Бесчисленные двери пустующих кают, выходящие в сквозные стометровые коридоры шести палуб, устланные ручной работы коврами. Широкие, как в Эрмитаже, лестницы, литые из бронзы фигуры античных богов и героев, держащие в руках электрические факелы. Открытые променад-деки, выстеленные драгоценным розовым деревом кебрахо.
И какая-то пугающая пустота этих коридоров и палуб. Здесь следовало бы шуметь, прогуливаться, веселиться сотням людей, заплативших бешеные деньги за скоростной трансатлантический переход. Греметь музыке оркестров, перекликиваться детям и стюардам. А тут – никого. И их строенные шаги звучат так безнадежно одиноко!
Не знали они, насколько одиноко было Воронцову в Замке!
Зато бар в кормовой части Солнечной палубы[86]был как раз таким, чтобы снять накопившееся напряжение. Всего четыре столика у панорамного окна, обращенного к выходу из фьорда. Мягкие кресла. Мгновенно появившийся стюард в кителе, немногим уступающем в представительности капитанскому. Шампанское, и сыр, и холодные морепродукты. Приглушенная музыка из скрытых драпировкой динамиков.
Хорошо.
И Ляхова совершенно не интересовала сейчас судьба ждущих его приказа бойцов поручика Колосова. Как-то ему думалось, что все обойдется наилучшим образом. Делай что-нибудь, не делай, все едино!
Пришла пора ответить на заданный как бы между прочим вопрос.
– Мне кажется, все-таки в Новой Зеландии. Судя по рельефу и склонению солнца над горизонтом, – при этом он глянул на часы. Если сделать поправку по отношению к среднеевропейскому времени, примерно так и выходит.
– Тут-то сомнений нет, почти любой знающий географию догадается. А насчет другого? Исторической эпохи, например?
Воронцов смотрел с располагающей улыбкой, будто ведущий игры-викторины, предлагающий делать ставки.
Вопрос поставил в тупик обоих Ляховых. Если не считать время тем самым, единственным, так ответ и не просматривается. С начала антропогенного периода кайнозойской эры климат на Земле существенно не менялся, а, получив кое-какое представление о фокусах хронофизики, они не исключали самых диких вариантов. Сам по себе подобный поселок и корабли на рейде могут дислоцироваться в любой точке ближайшего миллионолетия.
– Извините, Дмитрий Сергеевич, информации не хватает. «Валгалла» ваша – первая четверть прошлого века, архитектура поселка почти оттуда же, Александр Иванович обретается в нашем пятом году. Логично было бы так и ответить, но сам вопрос предполагает подвох. Поэтому, простите, пальцем в небо тыкать – настроения нет.
– Тоже здраво. Так вот, к вашему сведению, по правую сторону фьорда, и на пароходе, соответственно, у нас сейчас тысяча девятьсот двадцать пятый год. Но если через тот вон хребет перевалить – будет две тысячи пятьдесят шестой. У нас там тоже кое-какие плавсредства есть, при случае прогуляться можно. Интересно, правда?
Да уж, куда интереснее.
– Какой исторической реальности? – только и спросил Вадим.
– И об этом наслышаны? Двадцать пятый год – одной, а пятьдесят шестой – другой. Если вы скажете, из какой вы, сможем кое-что сопоставить. Потому как отслеживать перемещения Сашки с партнерами я давно отчаялся. Сижу здесь и каждый день думаю – сегодня вся эта бредятина закончится окончательно, или еще поживем?
– Ну я, например, из советской, если угодно. Если вам этот термин что-то говорит. Октябрьская революция, коллективизация, Великая Отечественная, вождь и учитель товарищ Сталин, оттепель, двадцатый съезд, 12 апреля шестьдесят первого года, Брежнев, Горбачев…
– Земеля! – восхитился Воронцов. – Дай руку пожать! Мы ж как раз такие точно! Оттедова! Только до Горбачева не дожили. В восемьдесят четвертом начались наши скитания. А ты?
– Я из две тысячи четвертого…
– Понятно, понятно… Более-менее в курсе, что там у вас творится.
Затем он вопросительно взглянул на Ляхова. Тот ему земляком и современником отчего-то не показался. Выражением лица, что ли?
– Я – из две тысячи пятого. Но совсем другого. Ничего из того, что назвал Вадим, у нас не было. Разгром большевиков в девятнадцатом году, после чего все пошло по-другому. Демократическая Российская империя. Но вот, тем не менее, свела нас всех судьба, и теперь мне кажется, что разница между нами слишком мала, чтобы это было результатом естественного развития событий…
– Как говаривал царь Соломон: «И ты прав, сын мой», – меланхолически заметил Воронцов.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
