Дагреф повернулся и бросил на Вэна негодующий взгляд. Он открыл рот, и по выражению его лица Джерин понял, что сейчас будет сказано. «Может, вы обо мне и не очень высокого мнения, но ваша дочь полагает иначе!» — явно вертелось у сына языке.
Без малейшего промедления Джерин пнул дурня в лодыжку, и вместо слов изо рта Дагрефа вырвался вскрик.
— На этой дороге, — невозмутимо сказал ему Джерин, — лучше смотреть только вперед, не отвлекаясь на досужие разговоры.
Пинок — не слишком изысканный способ указать вознице на нерадивость. Грубее его лишь удар дубинкой по голове. Как ни странно, Вэн не усмотрел ничего особенного в действиях Лиса. Но еще более странно, что Дагреф покорно их снес.
Однако в следующее мгновение Лис и думать забыл о неприятности, в какую без его деятельного вмешательства мог влипнуть Дагреф. Сквозь стук лошадиных копыт, скрип осей и общее дребезжание королевской повозки он различил шумы, издаваемые другой движущейся колесницей. Она направлялась на запад, то есть прямо к ним.
— Остановись, — велел Лис Дагрефу и потянулся за спину, за стрелой.
Когда он натягивал тетиву, рука у него дрожала. Сердце бешено колотилось. На лбу выступил холодный пот. После того ужаса, что сотворил с армией Элабонской империи зловещий лес, кто может сейчас раскатывать под его жуткой сенью? Или, возможно, правильнее спросить: что?
Другая колесница продолжала движение. Ровно, уверенно, словно бы по-хозяйски. Будто не только дорога, но и вся округа принадлежала тому, кто ею правил. Вэн, чья потемневшая на солнце кожа сделалась вдруг светло-серой, тихонько выругался на неизвестном Джерину языке. Чужеземец тоже не знал, кто или что сейчас путешествует по зловещему лесу, но, по-видимому, ему не нравилась ни одна из догадок, услужливо приходивших на ум.
Дагреф стиснул хлыст так, что костяшки пальцев его побелели.
— Это что… хозяин этих мест, да, отец? — прошептал он.
— Я не знаю, — прошептал в ответ Джерин. — Я не знаю, есть ли у этого места хозяин. Если да, то не уверен, ездит ли он на колеснице. Но думаю, что скоро мы это выясним.
Из-за небольшого изгиба тропы наконец вывернулась встречная повозка. Джерин, Дагреф и Вэн, заметив ее, разом вскрикнули. Возница другой колесницы тоже вскрикнул, видимо, жутко перепугавшись. Как и его напарник, который вскинул руки вверх и проблеял:
— Сдаюсь! Пощадите, ради всех святых!
— Что ж, это всего лишь пара южан, — медленно проговорил Джерин в недоумении. — Эй, парни, вы забрались в эти дебри вчера?
«Как же им удалось выжить, когда все их товарищи поисчезали?» — спросил он себя.
Но встречные малые затрясли головами.
— Клянусь богами, нет! — произнес пассажир. — Мы не воины, мы всего лишь курьеры… всего лишь безобидные почтальоны.
Джерин в немом изумлении воззрился на «безобидных» южан. Имперские курьеры, которых он знавал раньше, были отчаянными храбрецами, весьма дорожившими своей репутацией, благодаря чему доверяемые им послания всегда и всюду доставлялись исправно и в срок. Эти же остолопы даже одним своим видом позорили клан, к которому принадлежали, если… если только очень и очень длительное отсутствие необходимости мотаться по диким северным территориям вконец не изнежило имперских почтарей.
— И какое же послание вам поручили доставить Свериласу Увертливому? — спросил Лис. Видя, что курьеры колеблются, он продолжил: — Можете сами сказать нам это, или мы вывернем ваши сумки и ознакомимся с их содержимым. — Он нацелил стрелу в лоб возницы. — Так каков же ваш выбор? Времени на размышление у вас нет.
Ни один из южан не был вооружен чем-либо более грозным, чем поясной нож. Наверное, они решили, что им предстоит прогулка по мирной местности, ведь к этому времени Свериласу уже надлежало разбить мятежников-северян. Лис усмехнулся. Этих парней ожидает сюрприз… и большой.
— Мы всё скажем, — тут же отозвался стоявший в глубине колесницы курьер.
Возница мог бы ответить и по-другому, если бы не рисковал заработать косоглазие, разглядывая приставленную чуть ли не к его носу стрелу. Поэтому он лишь мрачно кивнул.
Второй южанин продолжил:
— Вероятно, новости придутся вам по душе.
— Трудно сказать, пока мы их не услышим. — Джерин продолжал целиться в его напарника. — Говори.
И курьер заговорил:
— Мы прибыли сюда с поручением отозвать обоих имперских генералов, лорда Свериласа и лорда Арпуло, для дела более неотложного, чем усмирение полудиких северных бунтарей. Все имперские силы необходимо стянуть к более важным для Элабона провинциям, ибо ситонийцы повсеместно восстали.
XII
Вернувшись в лагерь, разбитый возле зловещего леса, Джерин внимательно изучил приказ, который императорские курьеры должны были доставить Сверилаcу Увертливому. Что ж, тот, что пожиже, ничуть не приврал. Кребиг Первый действительно приостанавливал имперскую экспансию в северные края, потому что, как он писал, «злые, вероломные, коварные ситонийцы и их изнеженные, женоподобные боги вступили в злокозненный заговор с целью свергнуть в Ситонии наше правление. С подобной наглостью мы не должны и не станем мириться».
Если когда-либо где-либо двоим людям и доводилось впадать в крайнюю степень обескураженности, то пара пойманных в лесу почтарей все равно дала бы им фору. То, что трусливые полудикие северяне сумели их захватить, уже само по себе относилось к разряду неслыханных и невероятных вещей. Но то, что армия непобедимого Свериласа бесследно исчезла с лица земли, просто не лезло ни в какие ворота!
Джерин не стал тратить время на объяснения. Во-первых, он сам еще не был ни в чем до конца уверен, чтобы что-то кому-то там растолковывать. А во-вторых, у него были другие дела. Более насущные и неотложные, чем забота о настроении пленных.
— Видишь? — обратился он к Райвину Лису. — У Маврикса на уме было кое-что поважней, чем благополучие северных территорий. Неудивительно, что ему не хотелось нам помогать, и опять же неудивительно, что он не отблагодарил тебя за твои настоятельные попытки придержать его за локоток.
— Очень хорошо, лорд король, — сказал Райвин. — Теперь, оглядываясь назад, нельзя не признать, что вы правы. Но в то время вы, как и я, не могли знать, где правда. Зачем же тогда корить меня? Ведь я старался сделать как лучше.
Вопрос был настолько хорош, что Джерин на него не ответил.
Зато он спросил Фердулфа:
— И что теперь ты думаешь о своем отце?
— Я думаю, что он гнусный, вечно ноющий, всегда пьяный выродок, который случайно оказал тебе услугу по причинам, отнюдь не имеющим к тебе отношения, как себялюбивый и подчиняющийся лишь своим собственным прихотям эгоист! — отбарабанил Фердулф.
Это было сказано настолько решительно и безапелляционно, что Джерина охватил приступ кашля.
