Когда Рут вчера утром явилась к Мики домой, она с ужасом увидела, как сильно пострадала Сондра. Из писем нельзя было полностью представить эту страшную картину. Рут не была готова смотреть на столь ужасные увечья и результаты проделанной огромной работы — куски бледной кожи, пересаженной с области живота и бедер, едва заметные следы швов, сотни швов, поразительно худые руки, как кости птицы, и согнутые в клешни пальцы. Теперь Рут в полной мере осознала, чем занималась Мики эти пять месяцев и что пережила Сондра.
Еще в апреле Мики первым делом сфотографировала руки Сондры. Она изучала их, словно ювелир, получивший заказ на гранение неотшлифованного алмаза, рассматривала каждый угол и линию, рисуя в блокноте возможные варианты лечения, а по ночам читала книги, чтобы снова познакомиться с замысловатым строением руки человека. Задача состояла в том, чтобы дать свободу застывшим сухожилиям и мышцам рук Сондры, удалить сильно обезображенную кожу, заменив ее кожей с других участков тела.
Когда Мики была готова приступить к лечению, она составила график: операция пройдет в больнице Св. Иоанна, где Сондра останется для первичного восстановления после пластики; затем она будет жить у Мики и Гаррисона под присмотром личной медсестры. Все это время, пять месяцев, Сондра не сможет пользоваться руками и пальцами.
Первая операция в конце апреля не затрагивала рук: она делалась для того, чтобы приподнять лоскут кожи в брюшной области. Левая рука Сондры получила глубокое повреждение, и тут простой пересадки кожи было недостаточно. Нижнюю, или подкожную, ткань тоже предстояло заменить, а это требовало удаления целого слоя кожи и подкожной ткани с такого участка тела, который было не жалко. Поскольку этот «лоскут» не должен был терять связь с прежним местом, пока приживался на руке, брюшная область стала донорской зоной.
Первым делом надо было поднять этот лоскут, что Мики сделала под местной анестезией: на животе Сондры сделали два параллельных надреза, кожу и подкожную ткань осторожно отделили от фасции, и над животом возникло нечто вроде миниатюрного пешеходного мостика, затем ее снова пришили к прежнему месту. Цель этой операции заключалась в том, чтобы обеспечить приток крови через полоску этого лоскута. За этой полоской три недели велось пристальное наблюдение, чтобы убедиться, что слои освобожденной кожи здоровы и функционируют.
Решив, что лоскут жизнеспособен и по нему хорошо циркулирует кровь, Мики приступила к его удалению с живота, что требовало освободить один его конец и оставить на месте другой. Эти два места, в которых приподнятая кожа стыковалась с животом, выполняли функцию стебельков: Мики сузила первый стебелек двумя маленькими надрезами, так чтобы весь лоскут приобрел форму столбика забора, затем прикрепила лабораторный зажим к маленькому участку, который был связан с животом. На протяжении ряда дней Мики зажимала этот участок все сильнее, останавливая приток крови к стебельку, но не нанося вреда всей ткани. Поскольку сжатие причиняло боль, Мики постоянно колола этот участок прокаином. Наконец, когда сжатие достигло предела и Мики пришла к выводу, что лоскут жизнеспособен, сохранил розовый цвет и не опух, настало время пересадить его на руку Сондры.
В июне осторожно удалили обезображенный участок тыльной части левой руки Сондры. Пока Сондра находилась под общим наркозом, Мики вырезала жесткую стянутую ткань, продезинфицировала участок плоти, немного похожий на блин, убедилась, что кровотечение остановилось, подняла руку и пришила лоскут с живота к открытой ране. Пока лоскут другим стебельком все еще был связан с животом, кожа и ткань получали достаточный приток крови, и начался волшебный процесс ее роста на новом месте. Затем Сондру заковали в гипсовую шину № 8, которая охватила ее грудь, правое плечо и всю левую руку.
Через неделю Мики прикрепила лабораторный зажим к оставшемуся стебельку лоскута и повторила ту же процедуру, ежедневно постепенно усиливая зажим. Пока зажим постепенно прерывал связь лоскута с животом, она изучила кусок кожи, опасаясь осложнений, — настал решающий момент, который приведет либо к успеху, либо к провалу.
Но лоскут оставался жизнеспособным. Руку Сондры освободили от живота, донорский участок брюшной полости закрыли, и руке предоставили возможность заживать самостоятельно.
Для правой руки использовался другой метод.
В то время как ее левую руку безжалостно оттянули назад, так что казалось, будто костяшки пальцев стараются коснуться тыльной части ладони, правую свернули внутрь, и она напоминала улитку. Требовалась серия операций, в ходе которых Мики постепенно срезала способные к сокращению мышцы с рубцовой ткани и освобождала пострадавшие нервы и сухожилия. Кожу для пересадки взяли с бедер Сондры, используя инструмент, похожий на плотницкий рубанок, и пересадили на обезображенные участки с утолщенной кожей. Постоянное накладывание шин держало руку в естественном положении и исключало возможность повторного сокращения.
Когда пересаженная на левой руке кожа окончательно зажила, Мики перешла к последней, решающей, фазе восстановления — пересадке сухожилий: она удаляла сухожилия с пальцев ног и пересаживала их на пальцы рук. С этим она справилась к концу августа, после чего руки Сондры на три недели заковали в шины. Шины предстояло снять сегодня днем.
— Арни знает? — спросила Мики, прерывая мысли Рут.
— Что я ходила в галерею? Не знаю. Надо полагать, Анджелина сказала ему, но, когда мы ехали в аэропорт, Арни виду не подал, что знает об этом.
— Как он отнесся к тому, что ты поехала ко мне?
Рут пожала плечами:
— Никак. Он только сказал, что присмотрит за девочками и мне нечего беспокоиться.
— Ему это не показалось странным? Ты вдруг ни с того ни с сего заявляешь, что на следующий день уезжаешь в Лос-Анджелес?
— Если и показалось, то он и бровью не повел.
— Ты ему сказала, сколько дней пробудешь здесь?
— Нет. Я сказала, что еду в гости. И он ничего не спросил.
Мики отвела взгляд от Рут и уставилась на неспокойный океан. Над головой в потоках воздуха парили чайки и нарушали тишину пляжа своими криками. Мики было печально. Вчера утром, когда Рут на такси подъехала к ее дому, произошла трогательная встреча трех подруг — они смеялись, плакали и вспоминали. Все заговорили разом, говорили о старом и новом, о том, как они выглядят, о том, что совсем не изменились, и о том, как сильно изменились. Последний раз Рут виделась с Мики шесть лет назад, когда та приехала в Сиэтл по поводу бесплодия, а с Сондрой — за два года до этого, на свадьбе Мики. А перед тем они расстались в колледже Кастильо четырнадцать лет назад, когда получили дипломы врачей.
Вчера эти первые несколько волшебных часов были заполнены ностальгией. Через некоторое время Мики начала догадываться, что с Рут что-то не так. Симптомы были ей слишком знакомы: судорожные движения, сжатые губы, чуть напряженный голос — все это напомнило Мики время, когда Рут готовилась к выпускным экзаменам или ждала, когда вывесят оценки. Рут что-то скрывала, она притворялась. Создавалось ощущение, будто она прислала сюда свое тело, а душу оставила в Сиэтле.
