Он стоял в облаке маленьких белых перьев, которые вывалились из разорванной подкладки пуховика. Чайки ударяли его клювами со всех сторон — спереди, сзади и сбоку. Раздался еще один выстрел, Ида споткнулась и соскользнула со скалы вниз на берег.
Она опять посмотрела вверх. Весь мост висел наискось. Один из несущих канатов оборвался и потянул за собой один из стальных тросов, и несколько трухлявых залатанных досок упали прямо вниз, пробив широкие черные дыры в пористом льду.
И тут она увидела тело Микколы.
Оно застряло в одном из канатов, одна нога запуталась в канате, а все его широкое туловище болталось вверх-вниз в нескольких метрах надо льдом. Живот был вспорот, печень и почки, похоже, вывалились наружу и упали в воду, большая часть тонкой кишки ходила туда-сюда по ветру, как блестящий садовый шланг, доставая почти до самого водоворота. Все ноги были в крови, лицо без признаков жизни и полностью разодрано в клочья.
Револьвер выпал из его сведенной судорогой руки, куртка тоже соскользнула вниз, а вслед за ней и рюкзак. Он упал вниз, ударился о лед и раскрылся, и, как в замедленной съемке, она увидела, как зеленая шкатулка, Девичий камень и все моллюски выкатились на мокрую кромку льда прямо рядом с пороговым течением.
Чайки, похоже, сбились с толку — в ушах все время стоял их высокочастотный, почти наэлектризованный крик. Казалось, они уже не знали, в каком направлении двигаться. Одна из них поднялась высоко в воздух, и остальные последовали за ней.
Камень — где он? Не схватили ли его птицы?
Но тут она совершенно отчетливо увидела зеленую свинцовую шкатулку — шкатулка лежала на льду, почти на самой середине реки, прямо под ней, рядом с сырой полыньей, которую пробила упавшая доска. В этом месте образовалась большая лужа; доска провалилась под лед, и ее унесло водоворотом.
Вот. Вот он! Девичий камень, совсем рядом с дырой. Сколько до него? Метра три?
Я должна положить его в шкатулку!
Может, пойти за Лассе?
Она несколько раз посмотрела на лед, такой с виду тонкий.
Нет, не успею. Надо немедленно спасать камень.
Но — почему птицы больше не нападают на камень?
Может быть, вода приглушает то… что они чувствуют? Или их испугали выстрелы?
Внезапно за ее спиной, в расщелине скалы, послышалось шипение. Она вздрогнула и очень медленно повернула голову.
Там сидела одна из чаек: бело-серое блестящее оперение, открытый желто-красный клюв. Темная жидкость вытекала из раны на затылке. Ряды острых маленьких неровностей в клюве.
Ида увидела, что чайка тяжело ранена, одно крыло у нее сместилось. Птица медленно поворачивала голову в ее сторону. И тут она разглядела.
Глаза. Как стеклянные, с ледяным пристальным взглядом, но необычайно яркие, словно два маленьких диода. Чайка опять прошипела и сделала вялый выпад, а потом резанула клювом воздух.
Судя по всему, у птицы не было сил достать ее. Из раны на затылке текли вязкие нити, приклеиваясь к скале.
Ида стала осторожно отползать назад. Чайка тут же повернула голову. Когда девушка подняла руку, чтобы опереться, голова птицы повернулась вслед за ней.
Потом — атака.
Ида инстинктивно бросилась в сторону, почувствовав, как скала уходит из-под ног. Она ударилась обо что-то плечом, еще одна скала, и упала на руки.
Она увидела, что лежит на берегу.
Она посмотрела вверх. Чайки видно не было, но вскоре из расщелины снова послышалось ее шипение. Другие птицы по-прежнему кружили высоко над рекой, как будто взлетели вверх, чтобы начать искать заново. Ида встала на колени.
Коробка и камень по-прежнему лежали на тонком льду всего лишь в нескольких метрах друг от друга. Миккола безжизненно висел на стальном тросе, его тело ходило туда-сюда, как слишком тяжелая часовая гиря.
Теперь быстро, надо спешить!
Она поползла вперед, прямо по льду, пытаясь распределить тяжесть тела как можно более равномерно.
Новые звуки в воздухе.
Через несколько метров она доползла до револьвера, который оставил на льду бугристый след. Быстро дыша, перевернулась на спину и сорвала зубами варежки.
Ида увидела, как чайки над ней внезапно взяли новый разбег, они ныряли, словно она была их ориентиром. Дрожащей рукой помахав револьвером, она прицелилась и нажала на курок.
БУ-БУМ!
Закрыв глаза, опять выстрелила.
БУМ! БУМ! БУМ!
Она продолжала стрелять, пока что-то не щелкнуло.
И тут раздался голос.
Ида опустила револьвер.
Это действительно голос?
— Спокойно! Бери камень и лежи тихо!
Она открыла глаза.
У кромки льда стоял Лассе, все еще обмотанный буксирным тросом.
— Поторопись!
Она посмотрела на небо. Чайки рассредоточились и снова поднялись вверх. Я их напугала!
Ида быстро ползла дальше по льду. Лед под ней хрустел и покачивался, она приближалась к полынье и чувствовала, как наст вдруг стал прогибаться, а ледяная вода пошла вверх и намочила ей живот.
Проклятие!
— Осторожно! — крикнул с берега Лассе. Она увидела, что он пробежал немного вверх по течению. Он резко свистел, пытался жестикулировать связанными руками и кричал на птиц, чтобы отвлечь на себя их внимание.
— Поторопись! — кричал он. — Моллюски тоже там! И его куртка! Ты должна взять с собой все!
Она стала медленно скользить вперед, не думая.
Наконец-то — вот, она добралась — она схватила камень, и потом — да, тоже там — свинцовую шкатулку. Окоченевшими белыми пальцами сразу положила камень на место в чехол и плотно закрыла крышку.
Теперь… теперь чайки больше его не учуют… можно надеяться.
И там — куртка, рюкзак…
Она неуклюже запихнула в рюкзак всех моллюсков и коробку.
И тут она услышала: взмах крыльев и крики чаек. Она вздрогнула и собралась было принять позу зародыша, как заметила, что птицы приземлились рядом с ней, немного поодаль.
Птицы опустились на лед и беззвучно наблюдали за ней. Несколько чаек стали клевать наст.
— Быстрее! — закричал Лассе. — Давай обратно на берег!
Она заскользила дальше на животе, как тюлень, и развернулась на сто восемьдесят градусов. Теперь лед был еще более мокрым и опять трещал. Она едва успела застегнуть все молнии, как рюкзак неожиданно ускользнул от нее.
Она почувствовала, как ноги сковывает ледяной мокрый холод.
Вода. Один градус тепла.
И она поняла:
Скользит не рюкзак, а я сама.
