Обитатель тотальной институции постоянно находится в компании большого числа других обитателей. Никогда не оставляя его наедине с собой, тотальная институция таким образом разрушает его личные границы, его «я». Смешение различных возрастных, этнических, расовых групп, людей различных полов – все это приводит к утрате идентичности. Сексуальное поведение, все нарушения функционирования организма становятся всем заметными. Контакт с «застенным» миром ограничен, а вначале пребывания в институции часто и вовсе запрещен. Даже если и происходит кратковременное свидание с родными и близкими, то только под пристальным наблюдением персонала институции.
Реагируя на установленные запреты и привилегии, обитатели тотальных институций актуализируют различные модели адаптации к ситуации[596]. Во-первых, это может быть реакция ситуативного ухода, во время которой человек направляет свое внимание лишь на функционирование своего тела и отгораживается от всего остального. В психиатрических институциях такая реакция известна как регрессия, в тюрьмах – как тюремный психоз. Во-вторых, встречается крайне непримиримое поведение, когда человек бросает вызов институции, открыто отказываясь сотрудничать с персоналом. Персонал в этом случае реагирует так же однозначно, как правило, стремясь сломить мятежника (назначая ему электрошоковую терапию, жесткий режим). В-третьих, может наблюдаться реакция колонизации, когда человек строит свое существование, используя максимальное количество удовольствий, доступных ему в институции. Та часть внешнего мира, которая доступна для него из институции, перестает быть частью и становится целостной и завершенной. Благодаря этому он и снимает напряженность между внешним миром и миром институции. В-четвертых, адаптация может происходить путем конверсии, когда обитатель институции, стремясь обмануть персонал, играет роль хорошего обитателя и использует эту роль для получения привилегий.
Модели адаптации к системе наказаний и привилегий позволяют человеку защитить свое «я» от окончательного разрушения, кроме того, они связаны с внутренней жизнью институции. Институция наделяет человека определенной социальной ролью, ставит его в определенные социальные условия и требует от него идентификации с собственной социальной системой. Она воздействует на его мироощущение, его «я» и изменяет его, но человек, вынужденно принимая ее правила игры, пытается, тем не менее, сохранить себя. Отдаваясь тотальной институции и подчиняясь ей, он ищет пути сохранения мельчайших крупиц собственной идентичности. И здесь возникает вторая составляющая микросоциологического исследования Гофмана – мир входящего в институцию индивида.
Гофман отмечает, что человек взаимодействует с различными социальными образованиями по одним и тем же механизмам вне зависимости от того, какого они рода: идеология ли это, государство или семья. Взаимодействие с социальными образованиями отмечено для человека обязательством и преданностью[597]. Опираясь на Дюркгейма, Гофман указывает, что отношения человека с социальными образованиями представляют собой контрактные, договорные отношения. Стороны словно имплицитно договариваются о взаимных правах и обязанностях, санкциях на случай их невыполнения и условиях расторжения договора.
Всякое социальное образование должно гарантировать принадлежащему ему человеку определенные привилегии. Во-первых, это определенный уровень комфорта, здоровья и безопасности, показывающий, что человек – это более чем только член социальной организации. Во-вторых, социальное образование часто поддерживает со своими членами некие общие ценности, призванные их мотивировать, и часто человек, идентифицирующий себя с целями организации и ее судьбой, позиционируется как ее гордость. В-третьих, стимулами и привилегиями могут быть награды, поощрения и вознаграждения, причем выраженные не обязательно в денежной форме. И в-четвертых, своеобразной отрицательной привилегией, но позитивным стимулом угрозы наказания, становятся взыскания и штрафы, т. е. так называемые отрицательные санкции. Все эти приемы привязывают человека к организации и институции. Так происходит и в институциях тотальных.
Принимая систему привилегий и стимулов, принадлежащий институции человек неизменно принимает также то представление о личности, на котором она базируется, и соглашается с системой мотивирующих его стимулов. На примере психиатрических больниц это означает, что человек, пациент, который послушно принимает лекарства, работает за мелкие вознаграждения в больнице и во всем подчиняется врачам, принимает мотив лечения и перевоспитания, который в качестве общей цели и результата определяет психиатрическую больницу как институцию. Это также значит, что, видя себя таким образом, пациент молчаливо соглашается с тем, что он психически больной, а также с тем статусом, который психически больным людям придает общество. Принятие привилегий, таким образом, означает не просто уступку системе институции, а конформизм, причем конформизм не только инструментальный, но и мировоззренческий. Таким образом, каждая институция предполагает дисциплину долга, активности, характера и жизни.
Однако, по Гофману, человек не может полностью слиться с социальной системой или тотальной институцией, всегда выбирая место где-то между идентификацией с организацией и противостоянием ей, постоянно перемещаясь в этом пространстве и пытаясь сохранить баланс[598]. Он бы и хотел сказать, что идентичность человека и «я» определяется окружающим социумом и социальной ролью, но конкретные примеры показывают, что при взаимодействии с обществом имеют место многочисленные попытки уклониться от всецелой социальной обусловленности «я». Эти попытки сохранить себя – ключ к пониманию бытия человека.
Традиционное социологическое исследование человека, как отмечает Гофман, обычно отталкивается от положения о том, что статус человека в институции, в обществе определяет то, кем он является, т. е. его идентичность. Но когда социологи начинают присматриваться к реализации социальной роли, социальному взаимодействию, социальным институциям поближе, оказывается, что полной идентификации никогда не происходит, что всегда остается хотя бы маленькое расстояние. «…Полная отдача и преданность любому социальному образованию, – отмечает он, – предполагает своего рода самоотвержение. Смысл нашего бытия человеком может определяться принадлежностью к социальным образованиям, смысл нашей индивидуальности проявляется через те немногочисленные способы, которыми мы сопротивляемся притяжению общества. Наш статус зиждется на твердом здании мира, в то время как смысл нашей личной идентичности часто находится в его трещинах»[599]. Исследование тотальных институций как раз и позволяет увидеть эти трещины. И психиатрическая больница, по его мнению, – наиболее благодатная почва.
Для Гофмана поэтому значимыми оказываются не только социальные принципы функционирования институций, их ролевая структура, их пространство, но и то, как человек пытается избежать тотальной включенности в них. Фактически одно предполагает другое: описывая тотальные институции, он представляет интересы общества, описывая способы уклонения от их тотального влияния, – интересы индивида, т. е. рассматривает две стороны инструментального договора, договора ради одной цели, но подписанного двумя сторонами, каждая из которых, если можно так сказать, нечиста на руку. И здесь в центре его исследования – «специфические разновидности абсентеизма, уклонение не от предписанной деятельности, но от предписанного бытия»[600].
