Книга Директива - уничтожить - Михаил Нестеров

СЕВЕРОМОРСК

Татьяна Александровна усталыми глазами смотрела на брошюру с броским патриотическим названием «О чистоте русской нации». Такие книжонки стали не редкостью в Североморске, их разносили по почтовым ящикам бойкие подростки, пенсионеры; в темное время суток этим занимались военные, нервно оглядываясь по сторонам. Татьяна Александровна слышала, что за вечер они зарабатывали десятки тысяч рублей, но не верила. А среди своих знакомых разносчиков этой литературы у нее не было.

Ей хотелось спать, текст расплывался.

Сосед Татьяны Александровны по квартире работал следователем. Несколько дней назад он рассказывал, что возле отделения милиции задержали одного из авторов брошюры: тот вел пропаганду прямо у дверей РОВД. Ему инкриминировали изготовление и распространение печатной продукции, пропагандирующей культ насилия и жестокости. Когда его доставили в кабинет следователя, лицо у него было разбито. Он расписался в протоколе, подтвердив, что во время сопровождения в камеру предварительного заключения неловко ступил на лестничный марш и, как следствие, пересчитал головой все ступени, отбил себе почки, печень. «Обычное дело», – с улыбкой заметил следователь. В ответ Татьяна Александровна тоже улыбнулась, хотя улыбка получилась горькой. Не во всем она соглашалась с автором, но в одном была с ним солидарна: в этой брошюре была совесть русского человека.

Следователь рассказал, как задержанный, с трудом шевеля разбитыми губами, говорил ему:

– Те ребята, которые били меня в подвале, очень нужны нам, россиянам, патриотам своей родины. Нам необходимы люди в форме, власть, сила. Только она сможет сокрушить прогрессирующий недуг. Посмотрите, до чего мы дошли! Необходимо возрождение нации!

И снова горькая улыбка. Татьяна Александровна смотрела на протертые рукава своей кофточки. Да, порой ей было невыносимо стыдно перед учениками, стыдно за свои тридцать два года; ей мучительно хотелось выглядеть на семьдесят лет, быть учительницей с седыми волосами, убранными на затылке в старомодный узел. Тогда бы закономерно выглядели старые чулки, протертые рукава, бледное лицо, слегка подрагивающие руки… И известие о гибели брата она бы приняла с мудростью и философией женщины преклонного возраста.

Дима…

Военный. Один из многих, который, по словам автора брошюры, должен был спасти страну. Теперь это кажется бредом, потому что Димка даже не погиб, а спился, как последний ханыга, умер у себя в квартире со стаканом в руке.

Татьяна Александровна расплакалась. Ну почему Димка не погиб в той проклятой Чечне! Почему он умер так позорно!

«Димка, милый Димка, прости меня! Я говорю совсем не то, ты не слушай меня».

Заплаканными глазами она посмотрела в окно, словно надеялась увидеть там образ брата.

И представила его себе в военной форме, которая была ему так к лицу, мужественному лицу, на котором нелепо смотрелся бы отпечаток бесхарактерности или слабоволия.

В прихожей раздался звонок.

О Господи! Татьяна кинулась в ванную, наспех сполоснула лицо.

На пороге стоял молодой человек в военной форме. На куртке с теплой мутоновой подкладкой красовался отличительный знак элитарного спецподразделения «Белые медведи», бригады, которая базировалась в Полярном. Он внимательно вгляделся в лицо женщины.

– Здравствуйте. Вы Татьяна Александровна?

– Да. – Она с интересом наблюдала за морским пехотинцем.

– Я хотел передать вам одну вещь. – Он протянул записную книжку. – Из нее я узнал ваш адрес.

Татьяна с недоумением взяла ее в руки. И тут же ахнула: это была записная книжка Димы. Она приложила ее к груди.

– Как она к вам попала?

– Мы служили вместе с вашим братом.

– Нет-нет, не может быть. Дима не имел никакого отношения к «Белым медведям».

– Я только три месяца на Севере. Капитан Романов был моим командиром, когда я проходил службу в ПриВО. Потом меня перевели сюда.

– Проходите, – Татьяна посторонилась.

– Спасибо, у меня нет времени. Утром нужно быть в Полярном. Я только передать.

– Вы лишь за этим приехали в Североморск?

– Да.

– Спасибо… – Она замолчала, чувствуя неловкость под пристальным взглядом незнакомца. – А все-таки как к вам попала записная книжка Димы? Он сам отдал ее вам?.. – Татьяна заглянула парню в глаза, чувствуя подкативший ком к горлу. – Почему вы молчите? Скажите Бога ради, как он умер. Мне ничего толком не объяснили. Лейтенант Говоров, кажется, был ответственным за похороны. Он только сказал, что Дима спился, умер с бутылкой. Но я не верю! Он был сильным человеком. Ну почему вы молчите? Пройдите в комнату, прошу вас.

Татьяна заплакала, спрятав лицо в ладонях.

Антон взял ее под локоть, и они вошли в комнату.

– Татьяна Александровна, мне очень трудно говорить об этом. Все это непросто, даже сложно. Если я начну врать, утешать вас, вы сразу почувствуете это. Однако я все же скажу: если бы не обстоятельства, в тот вечер капитан Романов, как офицер, пустил бы себе пулю в лоб. Это слабое утешение, но… извините меня.

– И все? Вы ничего больше не объясните мне? Почему на похоронах сослуживцы Димы смотрели на меня так, словно у него не было друзей, одни враги.

– Это неверно. Именно наша с капитаном Романовым дружба привела меня к вам. Поверьте, я обязан ему жизнью.

– Это правда? – Татьяна часто заморгала, прогоняя слезы.

– Честное слово.

– Знаете, мне кажется, что вы не врете.

Антон не смог сдержать горькой улыбки.

– Еще раз извините, мне пора. Завтра наша рота заступает в караул.

Он неуклюже поклонился и быстро вышел из квартиры.

Татьяна Романова подошла к окну. На улице шел снег, было морозно. Ее неожиданный гость уверенной походкой приближался к автобусной остановке. А она даже не спросила, как его зовут. Может быть, это не последний его визит?