* * *
– Итак, – промолвила Красавица-под-Маской, – через две недели вы нас покидаете.
– Ну, плюс-минус, – согласился Свиттерс. – Точная дата зависит от того, когда именно прибудет грузовик с припасами. – Его не покидало ощущение, что за последние восемнадцать часов, с тех пор, как он столкнулся с Домино у башни, тетя с племянницей успели обсудить тот факт, что его пребывание в обители подходит к концу.
Красавица-под-Маской разливала чай – с этого ритуала неизменно начинались их утренние совместные труды. Свиттерс уже загрузился и теперь украдкой проглядел еще раз Маэстрино письмецо, словно уповая на то, что за ночь синтагмы волшебным образом перестроились или что сам он, отдохнув хорошенько, обнаружит в нем крупицу информации, прежде ускользнувшую от его внимания. Аббатиса склонилась над его креслом, как всегда, благоухая благовониями и простым мылом: кожа отдраена до блеска, чадор хрустит точно ряса. Опрятная, царственная, увековечена Матиссом, о котором заговаривала редко, и «обородавлена» Господом, которого поминала то и дело, хотя частенько – с искренним недоумением.
– Да, грузовик с припасами, – вздохнула аббатиса. – Если Господь Всемогущий не благословит вскорости нашу казну, недолго грузовику осталось возить нам бензин. – Красавица-под-Маской пожала плечами, улыбнулась, этой улыбкой впору было восхититься, находись таковая подальше от гриба-мутанта, венчающего ее нос. – Ах, но ведь дорогой наш святой Пахомий отлично обходился безо всякого генератора, разве нет? – То был риторический вопрос, и аббатиса своим невыразительным детским голоском, столь плохо сочетающимся с ее хрупким величием и с ее вопиющим изъяном, продолжила: – В любом случае, мистер Свиттерс, от души надеюсь, что ваше пребывание здесь оказалось не вовсе неприятным.
Свиттерс же, во власти этакой вялой истомы, с трудом ворочал языком – лишь недавно он пережил неизъяснимую радость, пробудившись под перекличку кукушек в залитой солнцем спаленке вдали от всяких ограничений, что возможно при желании назвать домом, так что с положительной оценкой, каковой, очевидно, взыскивала аббатиса – а она явно ждала учтивого подтверждения, если не восторженных дифирамбов, – Свиттерс не спешил. Позже, тем же вечером, загрузив в себя столько вина, сколько влезло, он еще будет соловьем разливаться, воздавая оазису должное, – но в этот апатичный момент, настраиваясь на французский собеседницы, он зевнул, потянулся и обронил лишь:
– «Клуб Мед»,[222]как говорится, отдыхает.
Покончив с чаем, они занялись делом. Первое поручение состояло в том, чтобы разослать электронные письма нескольким учреждениям ООН на тему регулирования рождаемости.
– Теперь, когда меня отлучили от Церкви, моим протестам недостает былой авторитетности, – заметила аббатиса. – С другой стороны, я могу высказываться куда откровеннее. – Она прикинула, стоит ли послать письма заодно и главам западных государств. – Чем стремительнее растет население, чем более угрожающего размаха достигают социальные и экологические проблемы, этим ростом вызванные, тем неохотнее наши политические лидеры обращаются к данному вопросу. Ну, не безумие ли?
– А вы когда-либо задумывались, – подхватил Свиттерс, – отчего охота на китов вызывает такую бурю негодования, при том, что мало кто возражает против скотобоен? Это все потому, что киты – зверюги редкие, умные и неприрученные, а коровы – заурядны, глупы и одомашнены. – Предположительно Свиттерс подразумевал то, как власть предержащие, при купленной поддержке средств массовой информации и энергичном пособничестве церковников, неутомимо «оскотинивали» человечество, тщась создать обширное, однородное стадо потребителей, расходный материал, так сказать – послушных, не слишком смышленых, овладевших разве что базовыми рабочими навыками, – словом, стадо двуногих коров, которых так просто доить, а при необходимости можно и забить без зазрения совести. Впрочем, если Свиттерс имел в виду именно это, то, щадя собеседницу, в подробностях пояснять не стал.
– Вы не сказали «красивы», – промолвила аббатиса.
– Пардон?
– Красивы. Это вы-то, ревностный поборник красоты: я полагала, вы станете утверждать, будто китов почитают больше, чем коров, поскольку кит куда красивее.
– Воистину это так, – согласился Свиттерс. – Но не будь коровы настолько вездесущи, мать их за ногу, их бы тоже сочли красивыми.
– Реже видишь – больше любишь?
– Кого разводим – тех не любим. Ну, до известного предела. Достоинство биологического вида убывает в прямой зависимости от принуждения такового к размножению и от того, насколько данный биологический вид позволяет себя в этом смысле контролировать.
Красавица-под-Маской издала очередной французский вздох – из тех, от которых занавеси колыхаются, – и предложила начать наконец просмотр и ввод. Свиттерс послушно набрал слово «ислам», затем щелкнул по строке «эзотерика».
– Сегодня утром, – объявила аббатиса, – я хочу поглядеть, что там говорится о пирамидах.
– О пирамидах?
– Нуда.
– В связи с исламом? Ну, то есть я просто-таки не сомневаюсь, что в сетях найдется сайт, посвященный пирамидам, но…
– В связи с исламом, – настаивала аббатиса.
– Да, но я не уверен, что они как-то связаны… (О, Свиттерс, разве не все на свете взаимосвязано?)
– Пирамиды находятся в Египте. Египет – это исламская страна.
Свиттерс снисходительно рассмеялся.
– Пирамиды были построены – а когда, собственно? – около 2700 года до нашей эры. Магомет высунул нос за забор только три тысячи лет спустя. Не думаю, что…
– Набирайте, – приказала она.
Свиттерс набрал. И столь же поразился при виде вырастающих столбцов исламских ссылок на пирамиды, сколько потрясен был несколько дней назад, обнаружив, что исламская эзотерика – по контрасту с несокрушимо патриархальным каноническим вариантом – по характеру и происхождению однозначно феминистична.
Исламские источники, как выяснилось, приписывали строительство пирамид некоему левантийскому царю именем Германос – наверняка искаженное «Гермес», тотчас же решил Свиттерс, так звался лукавый греческий бог путешествий, скорости и эзотерических приключений; Проворный Гонсалес[223]древнего мира, чья функция состояла в том, чтобы отправляться за пределы обозначенных границ, как физических, так и психологических; исследовать неизведанное и приносить оттуда домоседам богатство материальное и духовное. В последнем отношении Гермес был прототипом шамана, предшественником Сегодня Суть Завтра. А еще этот заядлый путешественник и мошенник-виртуоз являл собою что-то вроде секс-символа: его грубые фаллические изображения нередко ставили на рубежах и перекрестках. (Женщины заботятся о свирепых калеках, возвратившихся из тропических стран, не так ли?)
