– Дочка? – произнес граф, не глядя на нее.
– Графиня… – Она вздернула подбородок. – Вы навестите ее?
Граф продолжал заниматься своими делами.
– Ей известно, что у меня много хлопот. Ей предоставлено все необходимое. Она ни в чем не нуждается.
– Не считая вашего присутствия, сир.
Граф пожевал что-то губами. Потом взмахом руки отослал писца и встал:
– Вы так и не научились держать язык за зубами.
Махелт сердито смотрела на свекра, считая его равнодушным и подлым. И в этот миг, как уже случалось прежде, она заметила проблеск страха в его глазах и поняла, что они не просто подернуты влагой от старости, но блестят от слез, а его подбородок, заросший седой щетиной, дрожит.
– Научилась, сир, – ответила Махелт. – Графиня думает, будто мало значит для вас, но я уверена, что она значит очень много. Если это вы понимаете как неумение держать язык за зубами, я не стану извиняться.
Граф велел Гуго вернуть печать в коробочку и вышел из комнаты, не проронив ни слова.
– Почему дедушка сердится? – спросил Роджер.
– Потому что я напомнила ему о долге, которого он предпочел бы не исполнять. – Махелт положила руки сыну на плечи. – На тебя он не сердится.
– Я помогал ему запечатывать бумаги, – важно заявил Роджер. – Грамоту для женского монастыря. Он сказал, это ради бабушкиной души.
– Вот как?
Грамоты – это хорошо, подумала Махелт, но заключать договоры с Господом, присылать врачей, оплачивать молитвы – совсем не то же самое, что быть рядом. Это бегство. Она знала, что если бы они поменялись ролями, Ида не оставила бы графа. Отправив Роджера и Гуго к няне, Махелт продолжила искать мужа. Зайдя за угол конюшен, она резко остановилась, потому что ее свекор стоял, прислонившись к стене, и плакал навзрыд, как будто его сердце истекало кровью. Махелт поспешно попятилась. Свекор, конечно, огрызнется, если заметит ее, и никогда не простит за то, что она видела его в подобном состоянии. Она направилась в сад, чтобы сорвать еще не отцветшие розы и зелень для комнаты Иды. В этот момент из огороженного плетнем участка с букетом в руках вышел Гуго.
Они замерли и с неловкостью посмотрели друг на друга.
– Я нарвал цветов для моей матери, – сказал он. – Подумал, что они утешат и развлекут ее.
– Я собиралась сделать то же самое. – Махелт решила не рассказывать ему об отце.
– Тогда отнесем их вместе. – Гуго остался на месте, но расправил плечи, как будто готовился к схватке. – Я много думал в последнее время.
– О чем? – подняла брови Махелт.
– Я сделал все, что смог, чтобы уладить разногласия между нами, – протяжно выдохнул Гуго. – Возможно, я в чем-то ошибся, но мне больше ничего толкового не приходит на ум. Наверное, я не в состоянии находиться в саду, который некогда пышно цвел, но теперь задушен терновником, и сознавать, что был небрежным садовником и та, для которой я его посадил, больше не приходит в мой сад.
Глаза Махелт щипало, горло перехватило до боли.
Гуго заговорил тише:
– Если вы не хотите меня… если хотите жить отдельным домом… я могу это устроить.
Чудовищность подобной возможности повисла между ними, как тяжелая, темная туча. Махелт ощутила, как ее тело напряглось в ожидании неизбежного шквала.
– Я жена Биго, – сухо сказала она. – На мне лежит долг перед этим домом и этими людьми. Как ваше решение расценит мир? А нашим детям вы скажете, что отослали меня прочь? Что больше не цените меня?
– Боже праведный, нет! – в ужасе воскликнул Гуго. – Почему вы вечно все выворачиваете наизнанку?
– Я не выворачиваю. Это было вывернуто с самого начала.
– Так давайте вывернем обратно… Прошу вас.
– Этого вы хотите? Разъехаться?
– Вовсе нет! – затряс головой Гуго. – Я думал, этого хотите вы, и собирался предоставить вам возможность разъехаться с честью. Вы не будете унижены.
– И ожидали, что я поблагодарю вас за это и мое мнение о вас улучшится?
Гуго безрадостно взглянул на жену.
– Нет, – ответил он. – Не ожидал, но надеялся, возможно, тщетно. Просто подумайте об этом. Я спрошу вас еще раз, когда вернусь с севера.
Гуго повернулся к залу, Махелт зашагала рядом с ним, и оба они молчали. Жизнь действительно вывернута наизнанку, подумала она, и трещит по швам.
* * *
Дыхание Иды было едва ощутимым, и ее руки были холодными и хрупкими, как лапки воробья зимой. Гуго держал их и вспоминал, как ловко эти руки управлялись с иглой. Он вспоминал все ее объятия, вспоминал, как мать притягивала его к себе или, наоборот, толкала вперед силой безоговорочной любви, которую он скоро утратит навсегда. Осенний день за открытым окном был ярким, словно освещенный огнями. Садовые цветы стояли в кувшине в нише, и бодрящий ветерок вносил свежую струю в запахи ладана и болезни.
Отец Майкл стоял на коленях у кровати, пропустив четки между пальцев, и читал отходные молитвы звучным, но негромким голосом. Братья Гуго тихо вошли в комнату, но его отец так и не явился. Роджер и Гуго вошли в комнату с широко распахнутыми серьезными глазами и присоединились к родителям. Гуго собирался что-то спросить, но опомнился и прижал палец к губам. Ида шевельнула головой на подушке, и стало ясно, что она до сих пор в сознании, но слишком устала и ослабла, чтобы открывать глаза. Но она кое-что прошептала.
– Она хочет видеть дедушку, – громко произнес Гуго.
Махелт сидела рядом с Гуго, читая молитвы, и время от времени бормотала слова утешения. Услышав это, она встала и вышла из комнаты.
Она нашла свекра в его личных покоях: граф сидел в кресле и держал вышивку, над которой Ида работала, прежде чем болезнь помешала ей шить. Это была лента для шляпы с узором из зеленой листвы. Из-за листочка нахально выглядывал кролик.
– Сир, – произнесла Махелт. – Вам надлежит явиться. – Когда граф не ответил, она добавила: – Это ваш долг. Вы часто указывали мне, в чем состоит мой долг. Теперь я напоминаю вам о вашем.
Махелт увидела, как он стиснул челюсти.
– Я не могу, – произнес Роджер Биго.
– Графиня зовет вас. Неужели вы ее разочаруете?
Мгновение Махелт казалось, что свекор снова огрызнется на нее, но он встал и глубоко вдохнул:
– Вы правы, дочка. Это мой долг перед ней. Я могу досадовать на вас за это, но вы правы, что настоятельно напоминаете мне. – Шаркая ногами и спотыкаясь, граф вышел из своего убежища и направился в комнату жены.
Махелт шла рядом, чтобы проводить и поддержать его, и за эти краткие мгновения ей показалось, что она выросла, а он уменьшился.
Когда граф вошел в комнату, Гуго немедленно освободил место у кровати и предложил отцу занять его. Граф покачнулся, опустившись на складной стул, но удержался. Он медленно поднял руки и снял шляпу, обнажив редкие седые волосы. Наклонившись вперед, он взял Иду за руку.
