— А где тогда она его высадила? — хмуро спросил Ампелти.
— В любом месте, которое не просматривалось из деревни и где не было прохожих. Где-то, откуда он мог вернуться на берег, срезав дорогу полем. Meжду Дарли и Уилверкомбом дорога довольно круто сворачивает от берега, что, несомненно, объясняет, почему ему оставили так много времени на обратный путь. Так или иначе, скажем, к 11.15 он возвращается в Дарли и косится через забор на гнедую кобылку фермера Ньюкомба. Вытаскивает жердь из ограды и идет по полю с овсом в одной руке и веревочной уздечкой в другой.
— И зачем же ему овес? Лошади подошли бы, если б он просто сказал им «тпру, тпру» или как там и потряс шляпой. Как-то глупо с его стороны разбрасывать кругом овес.
— Да, дитя мое, — ответил Уимзи. — Но на то была причина. Думаю, овес он просыпал днем раньше, когда пришел знакомиться с кобылой. Научите животное подходить за едой, и в следующий раз оно прибежит вдвое быстрее. Но если вы хоть раз его разочаруете, оно вовсе не подойдет.
— Ну да, конечно. Вы совершенно правы.
— Теперь вот что, — сказал Уимзи. — Я думаю — доказать не могу, но думаю, что наш герой снял большую часть одежды. Точно не знаю, но это кажется очевидной предосторожностью. Так или иначе — он взнуздал кобылу, сел на нее и ускакал. Не забывайте, что между Дарли и домом Поллоков берега с дороги не видно, и заметить его могли, только если кто-то бродил по самому краю утесов. К тому же мужчина, занимающийся на берегу выездкой лошади, не вызвал бы никаких подозрений. Проехать мимо коттеджей было действительно непросто, но он предусмотрительно выбрал время, когда рабочий класс обедает. Думаю, он проскакал мимо них перед полуднем.
— Около того времени они слышали стук копыт.
— Да. А чуть погодя его услышал и Поль Алексис, когда сидел на скале в мечтах об императорском пурпуре. И вот он видит «всадника с моря».
На Ампелти это, казалось, не произвело впечатления.
— Хорошо, — сказал он, — а что потом?
— Вы помните, что мы описываем идеальное преступление, в котором все идет как задумано?
— Да, да, конечно.
— В идеальном преступлении Уэлдон подъехал к скале по воде — не забудем, кстати, что до отлива еще целый час и у подножия Утюга полтора фута глубины. Он привязывает лошадь к кольцу, вбитому в скалу накануне, и взбирается наверх. Алексис мог его узнать, а мог и не узнать. Если узнал…
Уимзи замолк, и глаза его загорелись гневом.
— В любом случае у него было немного времени для разочарования. Думаю, Уэлдон попросил его сесть — ведь императоры сидят, а почтительные простолюдины стоят у них за спиной. Уэлдон попросил письмо, и Алексис отдал ему расшифрованную копию. Затем он наклонился над ним с бритвой. Уэлдон, без сомнения, дурак. Все, что можно было сделать не так, он сделал. Ему надо было снять с Алексиса перчатки, надо было убедиться, что тот отдал оригинал письма. Возможно, ему стоило обыскать труп. Но, боюсь, стало бы только хуже. Это уничтожило бы видимость самоубийства. Сдвиньте труп — и у вас никогда не получится воссоздать ту первую прекрасную небрежность падения, нет? К тому же лошадь билась и едва не срывалась с привязи. Это бы все поставило под угрозу…
А знаете, я готов снять шляпу перед Уэлдоном — он отлично управился. Вы когда-нибудь видели лошадь, которую внезапно залили кровью с ног до головы? Ничего хорошего. Абсолютно ничего. Кавалерийские кони, конечно, привыкают со временем, но гнедая кобылка прежде крови не нюхала. Только представьте: Уэлдону надо было сесть на перепуганную до смерти, визжащую и рвущуюся лошадь без седла, прыгнув притом на нее со скалы, а затем уехать, не дав ей и шагу ступить по песку. Говорю же, снимаю шляпу.
— Вы хотите сказать — сняли бы, если бы все произошло таким вот сложным образом.
— Точно. Человек, способный всерьез рассматривать подобный план, кое-что знает о лошадях. Может, даже слишком много. Видите ли… есть масса способов подчинить взбешенное животное. Некоторые из них весьма жестоки… Допустим, ему это удалось. Как-то он отвязал кобылу от скалы и направил ее прямо в море. Это лучший способ остудить ее и одновременно смыть кровь. Затем, сладив с лошадью, он возвращается тем же путем, каким приехал. Но она, бешено скача и лягаясь, расшатала подкову, а на обратном пути совсем ее сбросила. Уэлдон, вероятно, этого не заметил. Он доскакал до лагеря или до места, где оставил одежду, отпустил лошадь, оделся и поспешил на дорогу, чтобы встретить «бентли» на пути назад. Не думаю, что он оказался там раньше, скажем, 12.55. Его подвезли и высадили у «Перьев» в час дня. Теперь оставим в покое домыслы и вернемся к фактам. После ланча он возвращается к своей палатке, сжигает веревочную уздечку, заляпанную кровью, и дает пинка нашему приятелю Перкинсу, который, как ему показалось, слишком заинтересовался веревкой.
— Он ведь не принес эту веревку с собой в «Перья»?
— Нет. Думаю, он ее оставил в каком-то удобном месте на обратном пути с Утюга. Наверное, где-нибудь возле ручья. После этого ему оставалось только привести Полвистла и показать ему «моргай». Тут он снова совершил ошибку, конечно. Засунув те провода в карман, надо было убедиться, что они там остались.
Но и он тоже намеревался выстроить три линии обороны. Во-первых, смерть должна была выглядеть самоубийством, во-вторых, в палатке возле Дарли жил никому не знакомый и ни с кем не связанный мистер Мартин из Кембриджа, и, в-третьих, если бы доказали, что Мартин — это Генри Уэлдон, было алиби в Уилверкомбе со всеми подробностями насчет Баха и воротничков, а также абсолютно независимый свидетель, его подтверждающий.
— Да, но… — возразил было Ампелти.
— Знаю, знаю — но потерпите минутку. Знаю, все пошло не по плану, но я хочу, чтобы вы представили, каков был план. Допустим, все сработало как надо — что бы тогда произошло? Около полудня труп уже лежал бы на скале, а рядом — бритва. К половине первого убийца был бы уже далеко, почти в Дарли. Около часа он заходит в «Перья», ест и пьет. И имеется свидетель, готовый присягнуть, что он все утро провел в Уилверкомбе. Если тело найдут до прилива, то на песке обнаружат только следы убитого и не раздумывая решат, что это самоубийство, — тем паче если найдут бритву. Если тело найдут позже, следы будут уже не так важны, но вскрытие, вероятно, установит время смерти, и тогда кстати окажется алиби.
Звучит очень рискованно, но риск меньше, чем кажется. Сила плана в его смелости. И от Утюга, и за милю с лишним до него дорогу видно с берега. Он мог наблюдать за дорогой и дождаться подходящего момента. В случае опасности мог отложить дело до другого раза. Собственно, риск состоял только в том, что его могли увидеть непосредственно в момент убийства и погнаться за ним на машине вдоль берега. Но в любой другой момент — нет. Если даже потом выяснится, что на берегу около полудня видели всадника — как узнать, кто этот всадник? Конечно же это не мистер Хэвиленд Мартин, который тут ни с кем не знаком и все утро наслаждался музыкой в Уилверкомбе. Да и много ли народу ходит по той дороге? Велик ли шанс, что тело найдут раньше чем через несколько часов? Велик ли шанс, что кто-то подумает, будто это не самоубийство?
