Кое-что оставили про запас. Я представил себе, как дюжина шлангоногих укрылась за кучей машин, и мне стало не по себе. Самым разумным было бы расстрелять препятствие из гранатометов, вынудив противника покинуть укрытие, а потом по-богатырски биться в чистом поле. Однако лейтенант принял иное решение.
— Эй, в банке, — рявкнул Степанов. — Гляньте, что там с другой стороны. Быстро!
Он производил такие громкие звуки, словно хотел без посредничества систем связи докричаться до закупленного под многослойной броней водителя. Возможно ему это удалось. Броневик грозно забухтел, сполз в кювет и неуверенно двинулся в обход препятствия.
— Остальным прикрывать, — приказал Степанов и повернулся к колонне. — Приготовиться к открытию огня!
Невзирая на смертельную опасность, мне было безумно любопытно заглянуть за барьер. Над бронетранспортером заискрилась радужная сфера силового поля, и он неспешно пополз вперед. Несколько солдат и я вместе с ними обошли вал, стараясь не высовываться из-за зыбкой защитной завесы. Позади кучи мятых машин никого не было. Мы растерянно разбрелись вдоль дорожного полотна. Один отчаянно смелый пожарник вскарабкался наверх по мятым крышам антигравов. Когда он достиг вершины, стало понятно, что если горги и устроили засаду, то не здесь. Я отошел в сторону. Мое сердце отчаянно колотилось. У меня горели пятки и топорщились волосы на загривке. Всей своей многоопытной шкурой я чуял близкую опасность. Столетия жизни даровали мне не вековую мудрость, а безошибочные инстинкты. Я не сомневался в том, что враги где-то рядом.
У меня даже мозг вспотел от напряженных размышлений, где именно они могли укрыться. В почве? В озере? Где? Скорей всего, в озере.
Я оглянулся на автобусы. Беженцы теснились у окон.
Бойцы с поднятым оружием стояли вдоль бортов. На крышах замерли в ожидании расчеты стационарных лучеметов. Степанов махал руками и громко распоряжался. Его по-муравьиному беспорядочная деятельность довольно быстро обрела некий вектор. Буквально спустя пару минут сколотилась команда с лопатами. Ребята начали бодро закапывать придорожный кювет. Наш командир решил не сносить препятствие, а на скорую руку построить обходную дорогу. Вероятно, он был прав. Если взорвать преграду, то можно случайно повредить дорожное полотно. Неизвестно, пройдут ли тяжелые неповоротливые автобусы над воронками от взрывов. С другой стороны, в мягком грунте автобусы могут завязнуть. Гравитационные подушки штука очень капризная.
Я повернулся к озеру. Бугристая поверхность пузырилась, источая струи синего и желтого дыма. Пока никто не собирался нас атаковать. Видимо, это все-таки не засада. Машины свалены в груду давным-давно. Например, вчера. И горги, соорудившие эту замечательную пирамиду, ушли по своим делам, совершенно не беспокоясь о том, что загромоздили нам проезд. В окружающем мире царило безмятежное спокойствие, и я, распихав плазмометы по кобурам, сел на траву. Строительство обходной дороги продвигалось быстро. Спустя четверть часа после остановки автобусы начали форсировать препятствие. Грунт оказался достаточно плотным. Три машины прошли легко, а вот водитель четвертой оказался не столь умелым, как его коллеги. Одна из гравитационных подушек взревела и ушла на полметра в землю.
Рев автобусного двигателя перекрыл вычурный мат Степанова. С криками и руганью из салона застрявшей машины начали высаживать беженцев. Заголосили женщины, заплакали дети. Водитель продолжал давить на газ, зарывая гравиподушку еще глубже в грунт и закидывая грязью тех, кто пытался вытолкнуть автобус обратно на дорогу. Использовать бронетранспортер в качестве буксира никому не пришло в голову. Я решил не лезть со своими умными советами и отвернулся, чтобы не видеть всего этого первобытного хаоса. Надо сказать, очень вовремя отвернулся. С озером что-то произошло. Бугры стали больше, пузыри крупнее, а дым гуще. Я уже открыл рот, чтобы заорать, когда над багровыми волнами появились мерцающие всеми цветами Радуги «стрекозы». Совсем небольшие. Гораздо меньше тех, что я видел раньше.
Пока твари еще не успели набрать высоту, я двумя непрерывными очередями опустошил оба плазмомета.
К моему огромному удивлению, сбить удалось только трех насекомых. Остальные стремительными маневрами увернулись от плазмоидов. Одна из радужных моделей выбрала меня своей целью. Она заложила немыслимый вираж и вцепилась в мою левую руку. Брызнула кровь. Другая «стрекоза» попыталось схватить правую руку, но я сунул ей в пасть плазмомет и провернул его в глотке. Мразь забилась у меня под ногами, не в силах подняться. Ее подруга в это время продолжала жевать мой бицепс. Я вырвал из-за пояса лучемет и с огромным трудом отрезал насекомому голову. После трудоемкой ампутации хватка чудовищных челюстей ничуть не ослабла. Мне пришлось поскрипеть зубами, извлекая крючковатые жвала из глубоких ран. К счастью, остальные «стрекозы» мною в это время не интересовались. Легкой добычи вокруг хватало и без меня.
Линия бойцов, прикрывавших колонну, была сметена в первые же секунды нападения. Позиционного сражения не получилось. Как в Средневековье, общая битва мгновенно распалась на отдельные схватки. Многие воины уже лежали на земле и одни «стрекозы» крепко держали их зубами за конечности, в то время как подоспевшие на подмогу «крабы» вырывали им внутренности. Стационарные лучеметы на крышах автобусов не подавали признаков жизни. Только из-под ближайшего ко мне автобуса ритмично извергались горячие смертоносные лучи, но их поток быстро иссяк. Казалось, все уже кончено, но боеспособность машины под названием человек до сих пор не изучена. Первый шок спал, и ожесточенное побоище запылало с новой силой. Бой продолжился вокруг тех автобусов, которые успели объехать препятствие. Оттуда слышались отрывистые приказы Степанова. Неуязвимый и неустрашимый, словно бог войны, он метался среди сражающихся и успевал везде, где был нужен его грозный рык. Одна группа беженцев оказалась под защитой всего четырех солдат. Каким-то чудом парни сумели активировать генератор силового поля. Правда, не сферического, а секторного, но оператор очень умело орудовал этим жалким огрызком, сбивая на землю целые стаи «стрекоз».
Детальные бойцы очень слаженно и эффективно работали гранатометами, плазмометами и лучеметами. Похоже, им удалось нащупать слабые места новых модификаций торгов, и они вполне успешно валили их десятками. Этим бравым воякам помощники были не нужны, поэтому, недолго думая, я полез на крышу автобуса.
Страх и злость куда-то подевались. Я был спокоен, как дохлая лошадь, и думал исключительно о том, чтобы нанести врагу максимально возможный урон.
Есть в бою некое странное очарование. Оттуда, из огненного вихря смертельной битвы, все выглядит иначе.
Я никому не желаю увидеть мир с этой точки зрения, но и тех, кто не оказывался под прицелом вражеского оружия, в глубине души считаю не совсем полноценными людьми. Что они могут знать о жизни, если никогда не смотрели в железное лицо смерти?
Крыша автобуса была липкой от крови. На гашетках стационарного лучемета болтались оторванные по локоть руки. Солдат погиб, так и не бросив оружие. Я сел в маленькое креслице стрелка и положил свои ладони поверх мертвых пальцев. Отрывать их от гашеток показалось мне кощунством. Почувствовав человеческое тепло, установка ожила и завертелась, предлагая выбрать цель. Система управления понимала меня с полумысли.
