мы относимся с полным уважением и с полной терпимостью к их мнениям, давая им широкое гостеприимство, но не разделяя их»616.
Амфитеатров не возражал, однако не прошло и месяца, как в литературных кругах поползли слухи, что Водовозов покидает редакцию «Современника», в которую по настоянию Горького приглашены лидер социалистов-революционеров В. М. Чернов и бывший издатель «Журнала для всех» В. С. Миролюбов, выпускавший в Париже эсеровские сборники «Народное дело». Недоумевая, Водовозов обратился 15 мая за разъяснениями к Амфитеатрову:
«Вот уже недели две до меня доходят неопределенные слухи о каких-то переменах в редакции “Современника”. Меня спрашивают, правда ли, что в редакцию “Современника” вступают новые лица и что я будто бы из редакции ухожу. Сперва я категорически отрицал это и просил выяснения подробностей и источника слухов. Мне отвечали, что не знают, могут ли они называть источник и передавать подробности. Наконец, вчера Львов-Рогачевский (из “Современного мира”) поставил мне прямо вопрос:
– Правда ли, что в редакцию вступают Чернов и Миролюбов, а вы уходите?
– Я ничего не слышал. Откуда идет слух?
– Из-за границы, о нем упорно говорят в нашей редакции, да и вообще в литературных кругах.
– Вы позволяете мне спросить Амфитеатрова, ссылаясь на вас?
– Да.
Я бы очень просил Вас, Александр Валентинович, выяснить, что здесь правда и что вранье; во всяком случае, до получения от Вас ответа я буду вести себя исходя из мысли, что это сплошное вранье, т. е. буду говорить приглашенным мною лицам, что я член редакции, что та программа, которую я развил в первом письме к Вам, остается в силе; вместе с тем в редактировании статей и в своих статьях я исхожу из того же убеждения»617.
Водовозов указывал, что ни материально, ни морально не особенно заинтересован в сохранении своего положения: «Редактирование далеко не соответствует моему характеру и моему желанию; мне тяжела всякая работа, требующая постоянных сношений с большим числом разных людей; мне крайне тяжело отказывать людям. Кроме того, я далеко не вполне уверен, что я сумею хорошо исполнить свои обязанности. Моя всегдашняя мечта была быть близким сотрудником журнала, с известным голосом в редакции и влиянием на направление органа, одним словом, приблизительно то положение, которое Вы мне предлагали перед началом “Современника” и от которого я тогда отказался в силу внешних обстоятельств, – но никак не то положение, которое я занял в журнале почти случайно, вследствие острой болезни Кояловича». Он выражал готовность «во всякую минуту, без малейшего чувства горечи и обиды» уйти из редакции, но высказывал сомнения относительно того, какое влияние может иметь переход ее в другие руки: «Я думаю, что Чернов – человек несомненно очень талантливый и пользующийся всеобщим уважением, как деятель и человек, – является представителем направления, которое вряд ли может в настоящее время рассчитывать на успех. Я думаю далее, что Чернов слишком оторван от России, что он недостаточно чувствует все изменения в настроении русского общества. Я думаю поэтому, что журнал, отмеченный именем Чернова как вдохновителя и направителя его общественного отдела, обречен на скорую гибель». Водовозов предупреждал, что многие авторы, приглашенные им в журнал в расчете на определенную программу, будут недовольны ее переменой, а соединение в одной редакции его и Чернова вряд ли возможно.
Амфитеатров, видимо, ответил, что слухи – «вздор»618, но 29 мая Водовозов пишет ему: «На этих днях ко мне зашел Русанов и сообщил, что уже довольно давно он получил письмо от Чернова, в котором Чернов предлагал ему принять участие в редактировании “Современника”. Он, Русанов, не считал нужным раньше сообщать мне об этом, во-первых, потому, что он лично категорически отказался от предложения, а во-вторых, потому, что не мог допустить даже мысли, чтобы мне об этом предложении было неизвестно; теперь же, случайно узнав от моей матери, что мне об этом неизвестно ровно ничего, он счел долгом сообщить мне. Письмо Чернова он с собою не захватил, но на следующий день он прислал мне выписку из этого письма, помеченного 6/V нового стиля. Вот эта выписка: “Русский отдел редакции состоит пока из В. В. Водовозова, которому скоро придется засесть. К нему нужно сейчас соправителя, который вскоре останется единственным правителем… Согласитесь ли Вы примкнуть к делу и взять на себя соправительство в «Современнике»619?” Дело я считаю erledigt620, но все-таки не могу не поделиться недоумением, как это Чернов мог обращаться с подобными предложениями помимо Вас и меня»621.
Слухи оказались вовсе не «вздором», ибо еще 23 мая Кускова сообщила Водовозову, что, приглашенная с мужем к Амфитеатрову для переговоров о сотрудничестве в журнале, «застала Чернова, который расположился там как… редактор “Современника”», проповедуя все ту же «злосчастную общину и главное – бойкот Думы». Амфитеатров, делилась Кускова, «потихоньку признался мне, что “они” желали бы Вашего удаления», но он, мол, не согласился, «будет Вас отстаивать во что бы то ни стало». Кускова не верила этим заверениям, предрекая, что в самом недалеком будущем Амфитеатров «окажется вполне в их руках», тем более что, по его словам, Горький «уже пять месяцев как изменил свои убеждения и, по-видимому, стоит теперь ближе к этой компании, чем к прежней» – социал-демократам. Категорически не желая «блокироваться с бойкотистами, когда они с пеной у рта отрицают работу Думы», а Чернову нужны еще и «всяческие пиф-пафы», т. е. революционный террор, Кускова возлагала надежду только на Водовозова: «…пока Вы там, Вы бойкотистских глупостей не допустите»622.
Ожидания Кусковой подтвердились, и отказ напечатать «внутреннее» обозрение Чернова «Дела и дни» вызвал бурное негодование Амфитеатрова, которому 29 мая Водовозов объяснял: «Против статьи Чернова я решительно возражаю. Она, по-моему, безусловно противоречит нашей программе. Всякая общественная группа, работающая в Думе или около Думы, будет ею возмущена. А ведь мы стремимся к коалиции, а не к взаимным раздорам. Нет в этой статье ни одной строки, на которую не было бы решительных и резких возражений со стороны эсдеков и со стороны трудовиков и, я думаю, даже со стороны эсеров, Думу приемлющих…» К тому же обозрение Чернова запоздало, в майскую книжку попасть не могло, и Водовозов заменил его своим («выходить совсем без обозрения неловко, а Чернова поставить я никак не мог»), которым, впрочем, сам был недоволен: «…написано оно бледно»623. Но это не убедило Амфитеатрова, и Водовозов, отвечая ему 14 июня, высказывал опасение, что разногласия между ними «окажутся слишком велики для совместной работы», ибо для него обозрение Чернова принципиально неприемлемо: «Напечатать
