Глава сороковая
Когда другому роешь яму
За окном наплывала ночь. Пыльная люстра над головой горела одной тусклой лампочкой, бросая разводы бледного света на сине-желтые потрескавшиеся обои. Комната была большой, но мрачной и неуютной.
Эмилия лежала на диване обнаженная, пыталась увлечь Василия. А он смотрел из кресла на ее тело и думал, что не мог он увлекаться им, не мог прикасаться к нему, хоть и было оно красивым. Его продолжало мучить чувство неопределенности. Он не верил, что он убил, и боялся, что это могло быть правдой. Заставлял себя сидеть, чувствуя, как в душе накапливался взрыв. И взрыв произошел.
Василий вскочил на ноги.
Эмилия метнулась наперерез, предугадывая его желание:
– Не пущу! Я тебе не нравлюсь сегодня? – воскликнула. – Всегда нравилась, а сегодня не нравлюсь. Всегда целовал эту грудь, этот живот, эти ноги, а теперь не хочешь!
Василий сомневался, что когда-то делал это. Шагнул к двери, вежливо попросил вцепившуюся в него Эмилию:
– Пропустите.
– Нет! – взвизгнула та. – Может, ты убьешь меня, как убил моего мужа? Тогда убей, убей! Хочешь, я тебе нож принесу?
Но напоминание о смерти мужа на этот раз не подействовало. Василий все-таки разорвал цепь мучений в душе, сразу стало спокойно и вздохнулось легче. Нет, он не убийца.
– Я пойду, – сказал устало, но твердо.
– Нет! Ты останешься со мной! – закричала Эмилия.
Он покрутил головой:
– Прошу, отойдите от двери.
Она неожиданно сильно ударила его в грудь. Отбросила к стене и повалила с ног. Метнулась в кухню и вернулась с ножом в руке. Заслонила входную дверь. Протянула нож ему:
– Убей меня!
– Зачем это представление? – Он спокойно поднялся на ноги. – Откройте дверь.
– Тогда я убью себя, чтобы ты всю жизнь чувствовал вину, – приставила нож к груди и пронзительно зарыдала. – Не бросай меня, Васенька, я не могу жить без тебя. Я все сделаю, чтобы ты был мною доволен, только останься. Хочешь, я стану перед тобой на колени? – Упала на колени, обхватила руками его ноги. – Я люблю тебя.
Он растерялся. Она подхватилась, повисла у него на шее. Вцепилась так крепко, что стало трудно дышать. Он пытался оторвать и не мог, пока Эмилия сама не отстранилась, выставив перед собой нож. Низкий незнакомый голос процедил сквозь зубы холодную угрозу:
– Я убью тебя! – В ее глазах стояло бешенство.
Жуткая гримаса на лице заставила Василия податься назад.
– Уберите нож, – попросил он. – Вы ведь не хотите стать убийцей. Разве моя смерть принесет вам радость?
– Да! – выдохнула она. – Ты же получил удовольствие, убив моего мужа!
– Я никого не убивал! – решительно возразил он уверенным тоном. – Положите нож! – потребовал. – Я ухожу!
– Нет! – вновь визгнула женщина и занесла руку с ножом: лезвие полоснуло воздух в миллиметре от лица Василия.
Он перехватил руку и прижал к двери. Эмилия ударила его второй рукой и острым коленом. Василий завернул ей руку за спину, втолкнул в комнату и выскользнул из квартиры. Эмилия взбесилась, стала крушить ножом дверь. Ярость ее не прошла, когда у себя за спиной она услыхала металлический голос Прондопула:
– Ты хотела убить его. Я тебе не поручал этого.
Эмилия обернулась, поспешно спрятала нож за спину. Взгляд Прондопула от противоположной стены заставил задрожать.
– Я хотела остановить, – прошептала она срывающимся голосом.
– Ты не выполнила поручение, – холодно сказал архидем, медленно приближаясь.
За спиной Эмилии нож из руки выпал и ударил по пятке. Позвоночник начал неметь.
– Простите, – пролепетала она и умоляюще заглянула в его пугающие глаза. Кроваво-вишневый цвет галстука-бабочки опалил. – Простите. – Ее ноги стали ватными. Пальцы на ногах начали деревенеть, и это одеревенение поползло снизу вверх, к животу, к груди, к горлу.
Архидем поднял руку, и мгновенно тело Эмилии посыпалось мелкими черными осколками вниз на ковер. В воздухе осталась плавать одна голова. Лицо исказилось ужасом, а губы продолжали умолять:
– Простите, помилуйте. Я все исправлю, переделаю. Верните туловище, я оправдаю.
Прондопул повернул ладонь к потолку, и голова тоже рассыпалась на осколки, захлебываясь осколками слов. Черная горка осколков на ковре зашевелилась множеством мелких червяков и стала расползаться по сторонам.
И только место, где только что стоял архидем, оставалось чистым.
Василий выбежал на улицу, как из смрадной духоты, и стал глотать воздух, будто куски загустевшего меда. Зачем Вадим устроил все это? Кто он, этот Скротский?
Взгляд последний раз пробежал по кирпичной стене с холодным светом из окон, по двери, раскрывшей темную глотку подъезда, по черным асфальтовым выбоинам. И ноги сорвались с места. Уходил Василий по малолюдным дворам мимо мрачных молчаливых домов, пока не очутился на улице Ленина, освещенной неяркими светильниками на столбах. На дороге шуршали автомобильные шины, на автобусной остановке шумела группка ребят. Василий прямиком устремился к такси. Хотелось скорее в гостиницу, быстрее забраться под душ, смыть запахи и грязь, которая, казалось, забила каждую клеточку кожи.
Когда въехали в микрорайон «Бор», опустил боковое стекло и стал рассеянно смотреть вдоль улицы. Вдруг взгляд замер. Василий схватил за руку водителя. В тусклом свете по тротуару шла Диана, а рядом с нею, не поверил глазам, Скротский. Жар пронзил Василия до кончиков ушей. Он на ходу распахнул дверцу, таксист выругался и резко нажал на тормоз.
Василий прыжками через цветник двинулся к тротуару. Скротский остолбенел. Он никак не ожидал сейчас увидеть Василия, был убежден, что тот увяз надолго, может, навсегда. И вдруг нате вам, как джинн из бутылки.
Но Василия в этот миг догнал водитель такси. За плечо развернул к себе:
– Стоять, парень, мы так не договаривались! Давай-ка рассчитаемся! – Сжал в кулаке ткань его рубахи.
Скротский воспользовался заминкой, схватил за руку девушку, невзирая на ее сопротивление, с силой потянул за угол дома. И пока Василий рассчитывался с таксистом, Вадим скрылся с нею в ближайшем темном подъезде. Там вдруг вонзился губами в губы, прижимая к себе жесткой хваткой.
Она вцепилась ему в волосы, пытаясь оторвать.
Василий метнулся между домами. Никого. Закрутился на месте. Нога попала в выбоину. Оступился, подвернул ступню. Резкая боль пронзила, вскрикнул. Машинально захромал к подъезду. Но через два шага уперся в невидимую стену, поставленную Прондопулом. Долго тщетно бился об нее, пока из распахнувшейся пасти подъезда не выскочила разгоряченная взъерошенная девушка, а следом – Скротский. Василий окликнул ее, но в ответ услышал нервный крик:
– Пошли вы оба вон! Не подходите ко мне! Никогда больше не приближайтесь! Я не хочу вас видеть!
– Диана, вы не узнали меня? – растерянно, уже вдогонку, послал Василий,
