на убой. Навстречу постепенно катит вал коней. Поначалу это не так и страшно. Ну, катит и катит. И что тут? Это так кажется — просто рыцари силы коней берегут. За сотню саженей скакунов бросают на рывок, и тут сама земля стонет и трясётся.
— А-а-а! — орёт сосед слева.
— Суки! — кричит сосед справа.
— Держать строй! — надрывается десятник.
А кто этот десятник? Да это же я!
Я понимаю, что позиции не удержать. Не этими силами, не против конницы, не сейчас. С другой стороны — бежать ещё хуже, чем стоять на месте. В мясорубке, когда конница завязнет в первых трёх-пяти рядах, ещё есть шанс выжить. Если тысяча побежит, то шансов уже не будет.
Бью в зубы только отрывшему рот Муроту. Никогда он мне не нравился, паникёр и баба. Бью и сам думаю: надо, чтобы он шёл впереди меня, а то в спину ударит и скажет, что я погиб геройской смертью. Вижу, что по бокам десятники делают что-то подобное, каждый приводит в чувства по-своему: кто зуботычинами, кто кинжалом под левую руку с последующим внушением оставшимся.
Кони набегают, как огромная волна. Это чушь, что надо вставать за самым массивным. Надо прятаться за самым лёгким и хилым. Тяжёлый «шкаф» придавит тебя, а сверху ещё конь копытами пройдётся — и ты откоптил небо. Малой же примет на себя удары копыт, но тебя не уронит.
При подъёме на косу конница отчасти потеряла свой напор, и это многим сотням сохранило жизни. Их спасла насыпь в поле, растянутая в полсотни саженей и высотой в каких-то полсажени.
Вал коней был сокрушающим. Конница ворвалась в строй и, не замечая сопротивления, рванула вперёд.
Мне повезло — был сбоку от основного удара. Соседи хрипят и пускают кровавые пузыри, а мой десяток потерял только двоих, да и тех по глупости: не смогли вовремя отскочить от залётных фланговых всадников.
Бой проигран. Остатки тысячи несутся с боков от конной лавы в тыл. Мурот выжил и первым бросился бежать. Мне его уже не догнать. Вот так смешно и нелепо кончилась жизнь…
Потом был треск и вопли. Конница нарвалась на телеги. Под прикрытием строя и небольшой косы начальство подогнало повозки к центру. На них и напоролись конники. Мешанина из конских туш. Кто-то воет, придавленный верным конём. Сверху по уцелевшим кроют навесом лучники. Стрелам без разницы, по кому попадать — по своим выжившим или по чужой затормозившей коннице.
— А-а-а! — орёт кто-то.
На — с ноги по щиколотке. Споткнулся?! Поднимайся! Мне похрен, что ты не из моего десятка. Вперёд! Иначе я тебя сейчас…
Остатки десятка рвутся за мной. Не то что бы я такой герой, но отступать — это неминуемая смерть. Вперёд! А точнее — в бок, к знамени сотни. Зелёная тряпка прапора[80] с чёрным изображением собаки с рыбьим хвостом вместо головы. Знамя было похоронено под несколькими тушами — парой человеческих и ещё одной конской. Его вытащили из-под завала тел втроём.
Это чушь, что вокруг прапора-знамени сразу собираются выжившие. Плюньте в рожу тому, кто такое говорит. Первое время нам приходилось держать щиты от стрел своих же. Ручейками просачивается недобитая конница. Тряпка на ветру. И только через сто ударов сердца стали прибывать бойцы.
Кто-то ещё бежит. Кого-то режут встречные тысячи, невзирая на крики, что они свои. Кого-то топчут остатки отступающей конницы.
Мне не было видно, но я точно знал, что с боков пехота старается сжать конницу клиньями. Впрочем, у неё и своих проблем хватало. Пехота столкнулась с пешими врагами, а фланги, что в этом бою не задействованы, режут конницу.
Наёмники прут вперёд на ополчение, наплевав на луки. Три тысячи ополчения в размен на две тысячи наёмников — я бы не стал ставить на первых, несмотря на поддержку луков.
Луки кроют по своим и по чужим. Конница Скагена с левого фланга зашла в спины пехоте алгарцев и режет, до кого дотягивается.
Конница Алгара разворачивается, но слишком это тяжело — повернуть поток коней, тем более если он остановился.
С правого фланга кто-то собирается на поднятое знамя. По факту, его замечают не только выжившие в тысяче, но и остатки тяжелой конницы. Алгарцы пытаются небольшими группами отбить стяг, но куда им. Одно дело — шеренга конских туш без просвета, и другое — наскоки нескольких всадников.
Спору нет, в чистом поле пара всадников возьмет знамя у полудюжины защитников без вариантов, но тут — поле брани. Трупы и раненые мешают разогнаться, к тому же впереди ждет небольшой пригорок.
Пока неудачники пытались хоть как-то искупить своё поражение под колёсами обоза, подтянулись бежавшие остатки тысячи и вдарили по выжившим конным алгарцам.
Конница Скагена режет в спину пехоту левого фланга врага. Пехота левого фланга Скагена перемалывает пеших противников с помощью конников. Центр, состоящий из тяжёлой конницы, ещё не пришёл в себя.
Потери у «тяжей», конечно, есть, но они, по сути, не критичные — от силы половина состава. Впрочем, не составом сильна армия, а единством. Правый фланг застыл в равновесии, пехота против пехоты. Однако наёмники уже вышли с топких берегов реки и вгрызлись в ополчение, несмотря на дождь стрел.
Первым дрогнуло вовсе не ополчение, а левый фланг, что, впрочем, предсказуемо. Конница сзади и пехота впереди… Тут кто угодно побежит.
Потом побежало ополчение. Так неслись, что смяли порядки лучников, почему-то не отступающих и пытающихся стрелять до конца по приближающемуся противнику. Конница в центре, увидев, что все остальные убегают, обогнала в драпе всех дрогнувших.
Оставшуюся пехоту правого фланга, ну, ту, которая была рядом с ополчением, добивали всем миром. Окружили и били, как могли. Мало кто там выжил…
Глава 3
Форт Куэна. Таверна
Байки о дезертирстве бродяги
— Старый, я не понял, а тут-то ты что забыл? Герой битвы, знамя поднял, — спросил я и махнул рукой подавальщице — пускай ещё пиво несёт.
— Бестолочь ты. Слушай дальше, — беззлобно огрызнулся Антеро и продолжил рассказ.
Дальнейшие будни армии — собирать трофеи, ползая на поле по крови, дерьму, внутренностям и снежной слякоти. Наёмникам такую честь не доверили — ещё что-нибудь себе присвоят, и ищи потом. Впрочем, и десятники в регулярной армии не дремали: до тыловиков не доходила добыча, подходящая под их род деятельности.
День на похороны и сборы трофеев, а также чтобы доложить о погибших. День на то, чтобы прийти в себя. У маркитантов были скуплены последние остатки алкоголя.
