довели ее до такого состояния?
- Как-как… молча, - выдохнул я. – Сами у нее спросите, когда очнется.
- {Если} очнется, - взъярилась женщина. – Это же надо до такого дойти… Голодом вы ее, что ли, морили?
- Голодом и холодом, - босые ноги прорицательницы я не стал открывать. Пусть побудут в тепле.
- Да как вы смеете? – вскрикнула Агнешка. – Мастер Груви ее спас! Мы ее искали! А теперь вы ее должны исцелить.
- Я попытаюсь, - с достоинством отозвалась помощница целителя. – Дайте мне время.
- Я помогу, - вызвалась студентка. – Дома мне приходилось отпаивать больную скотину. Я знаю, как готовить укрепляющие настои. Моя бабушка была ворожеей и травницей, она мне успела передать кое-какие рецепты…
Беседуя, они удалились в подсобку, оставив меня одного с прорицательницей. Сторож, поворчав еще немного насчет того, что ходят тут всякие, житья не дают, а потом здания в негодность приходят и ценные вещи пропадают, ушел. Из палаты высунулись любопытные носы болящих – вернее, нос одного алхимика. Ведьмак с забинтованной ногой не мог сдвинуться с кровати и громким шепотом требовал у соседа отчета – что там происходит.
Я смотрел в окно, размышляя. Ночка выдалась, прямо скажу, напряженная. В воздухе – сейчас, немного успокоившись, я чувствовал – было разлито предчувствие то ли беды, то ли какого-то значительного события. Студень-месяц – месяц самых длинных ночей и самых коротких дней. Это месяц частых морозов и редких снегопадов. Месяц перелома года. С каждым днем все ближе Карачун – день перелома года, самый короткий день в году. День новогодия. Кому-то это веселый праздник, а кому-то…
А что, если что-то готовится на Карачун? До него остался всего-то двадцать один день. В этот день по традиции жгут костры, чтобы души умерших вспомнили о том, что на свете существует тепло, свет и жизнь. Это – единственный день в году, когда и в Бездне праздник. Силы мрака и тьмы получают полную власть, и люди, чтобы поддержать силы добра и света, не спят всю ночь до рассвета, жгут огни, освещая мир десятками тысяч рукотворных солнц и молясь, чтобы утро поскорее настало. Самое удачное, казалось бы, время для…
Для чего? На этот вопрос у меня пока не было ответа. Сказать по правде, я надеялся на прорицательницу. Мэтресса Кит наверняка знала или предугадала нечто такое, из-за чего ее… похитили.
Помощница мастера Голона и Агнешка Быченя вернулись несколько минут спустя, неся теплые одеяла, а также горячее питье. Смотровая вмиг наполнилась ароматами меда и трав. Я ощутил также слабую примесь горячего вина.
- А вы что сидите сиднем? – напустилась на меня госпожа Донна. – Могли бы хоть дров в печку подбросить. Ведь до утра закоченеть тут можно!
Я встал, направился к узкой высокой печке, обложенной изразцами. В летнее время тут сушили лекарственные травы. Осторожно двигая обожженными руками, открыл заслонку, пропихнул внутрь несколько полешков, шепнул заговор, усиливающий пламя.
- Что у вас с руками? – заметила целительница, не отрываясь от основной работы – они в четыре руки раздели Верину и теперь растирали ее исхудавшее тело какой-то мазью.
- Обжег. Случайно.
- Болит?
- Немного. Всего-навсего будут волдыри.
- «Всего-навсего!» - передразнили меня. – Кожа слезет до мяса, это я и отсюда вижу. Чтобы обошлось без последствий, возьмите-ка на полке вон тот горшочек, заткнутый желтой тряпицей. Там как раз от ожогов мазь.
Пока я копался и мазался, две женщины закончили обхаживать третью. Растертая мазью, в тепле смотровой, Верина Кит задышала ровнее. А когда ей в рот влили несколько ложек укрепляющего настоя, закашлялась, забилась в судорогах и открыла глаза.
- Очнулись? – ахнула Агнешка и бухнулась на колени так рьяно, что подсматривающий аспирант дернулся и набил на лбу шишку. – Мэтресса, вы очнулись! Мы так волновались! Так волновались!
- Где я? – послышался слабый шепот.
- В лазарете, - госпоже Донне было не до сантиментов. – Вам надо все это выпить. Это придаст сил. Вы простужены, обезвожены, ослабли от голода… Как живы остались!
- Кто это с вами так поступил, мэтресса? – допытывалась Агнешка.
Но прорицательница отстранила свою ученицу и безошибочно нашла взглядом притулившегося у печки меня. Сидеть, привалившись спиной к нагретым изразцам, было приятно. Сейчас, в тепле и покое, меня начал бить озноб.
- Груви… мастер Груви… вы здесь…
- Здесь, - я с усилием выпрямился.
- Хорошо…
- Это он принес вас сюда, - доложила студентка. – Спас и принес… А мне вы снились… Вы предсказали мне, где вас искать, это я поняла! Да! А мастер Груви…
- Подойдите, - тонкая рука протянулась в мою сторону. – Я должна вам кое-что сказать…
- Потом, - решительно вклинилась целительница. – Все потом. Сперва тепло и укрепляющее питье. Потом кое-какой настой, чтобы снять лихорадку, затем точечный массаж и уж потом… хотя потом вам надо поспать, чтобы настои подействовали… Поговорите утром.
- Сейчас, - настаивала прорицательница, - я должна сказать сейчас. Потом делайте, что хотите, но прежде…
- Я слушаю, - подойдя, я опустился на колени перед кушеткой, взял в ладони ее тонкие холодные пальцы.
Верина Кит наклонилась ко мне так низко, что я ощутил ее несвежее дыхание.
- Наш ректор… предался злу. И увлек за собой многих и многих… Юные души… беспокойные сердца… те, кому тесно в рамках… или те, кто не мог или не сумел достичь чего-нибудь самостоятельно, своими силами… Он обещал, что все изменится. Хотел, чтобы я предсказала это… светлое будущее…
- А вы не стали этого делать, - кивнул я, чувствуя одновременно разочарование и удовлетворение. Вот так просто узнать, кто за всем этим стоит… и это открытие меня совсем не радовало. Поскольку, если ректор, наш бессменный и бессмертный ректор, по словам прорицательницы, «предался злу», то, когда все откроется, пострадает не он один. И даже не он вместе с заговорщиками. Пострадает весь Колледж. Его не просто закроют. Его закроют потому, что чуть ли не каждый второй преподаватель окажется под судом Инквизиции в обвинении в государственной измене. Положение некромантов и магов в мире и так довольно шаткое, а этот скандал отбросит нас ко времени Войны Трех Королей, когда некромантов и магов почти истребили. Случай не привел к их полному уничтожению, но второй раз так
