Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
В. Колымские тетради (2007). Варлам Шаламов не был литературоведом (он был гениальным писателем), но есть у него одна «золотая» статья «Об одной ошибке художественной литературы», которая заключалась в том, что «Художественная литература всегда изображала мир преступников сочувственно, подчас с подобострастием. Художественная литература окружила мир воров романтическим ореолом, соблазнившись дешевой мишурой. Художники не сумели разглядеть подлинного отвратительного лица этого мира. Это — педагогический грех, ошибка, за которую так дорого платит наша юность. Мальчику 14–15 лет простительно увлечься «героическими фигурами» этого мира; художнику это непростительно. По прихоти истории наиболее экспансивные проповедники совести и чести, вроде Виктора Гюго, отдали немало сил для восхваления уголовного мира». Но ни Достоевский, ни Толстой, ни Чехов не романтизировали преступный мир. Мода на налетчиков в 20-е гг. охватила советскую литературу (Бабель, Сельвинский, Ильф и Петров (Остап Бендер) и дальше — понеслась безудержная поэтизация уголовщины. Варлам Шаламов в своих Колымских рассказах дает ужасающий портрет этого преступного мира — грубый, безжалостный, лживый, вероломный, безответственный, наглый, беспардонный и бесстыдный — его никогда, по мнению писателя, не исправить и не перевоспитать. Он знал этот отвратительный мир, как никто: Шаламов провел на Колыме 16 лет. Несмотря на тяжелую судьбу, Шаламов на всю жизнь остался патриотом — он ненавидел эмигрантские журналы и печататься там категорически не хотел.
Что касается ошибки художественной литературы — то Шаламова не услышали. Уже давно идет вал такой литературы и таких фильмов.
Пример из реальной жизни (в рамках проекта «Следствие вели» с Леонидом Каневским). Ленинград. Конец 60-х гг. Рабочее общежитие по ул. К.Маркса (правда, в виде коммуналок). Комсомолка. Спортсменка. Просто красавица. 25-летняя Катя делит комнату с двумя другими девушками. Однажды средь бела дня ее находят в комнате с 42 ранениями (зарублена топором!). Под подозрение попадают все: все кого, Катя в своей недолгой молодой жизни успела обидеть (поскольку права качала со всеми): выпертый с завода алкоголик, девушка из общежития, выкинутая за непристойное поведение, а также ее, т. е. Катин, 40-летний любовник — архитектор (который потом в честь своей любимой на ее могиле воздвигнет памятник всем мистическим силам, изобразив себя … голым, а ее … мертвой), и заодно его бывшая супруга, НО никто из них ее не убивал! А убила Катю совершенно случайная воровка, которая случайно залезла к ним в комнату, но, когда Катя неожиданно случайно вернулась с покупками и, зайдя в комнату, впервые воровку увидела, то сразу начала качать права, завязалась драка, они выбежали на лестничную площадку (там их увидел сосед), но уверенная в себе Катя вернулась в комнату и вытащила свой топор из-под кровати, которым и была зарублена воровкой!!! (Абсурд!).
4. ОН И ОНА: ЛЮБОВЬ
(чаще мы делаем ошибки при выборе спутника жизни, но — не только)
Пример из литературы. «Легкое дыхание» Ивана Бунина — шедевр в мировой литературе и — грустный, но прекрасный образец психологической ошибки. Оля Мещерская была самой красивой, самой обаятельной, самой умной, самой смелой девушкой из всех гимназисток: от всех остальных отличалась изяществом, нарядностью, ловкостью, ясным блеском живых глаз (никто к тому же не бегал на коньках так, как она, ни за кем на балах не ухаживали столько, сколько за ней, и почему-то никого не любили так младшие классы, как ее). Ее к себе в кабинет для разборок с нотациями постоянно вызывала уже немолодая классная дама. «Вы уже не девочка» — многозначительно сказала начальница. «Да, madame» — просто, почти весело ответила Оля. «Но и не женщина» — еще многозначительнее сказала начальница. «Простите, madame, Вы ошибаетесь: я — женщина. И виноват в этом — знаете кто? Ваш брат. Это случилось прошлым летом в деревне…». А через месяц после этого разговора казачий офицер, 56-летний некрасивый и плебейского вида, не имевший ровно ничего общего с тем кругом, к которому принадлежала Оля Мещерская, застрелил ее на платформе вокзала, среди большой толпы народа. На секундочку! Только за то, что она дала ему прочесть одну страничку своего дневника, а вернее — только за одну фразу: «Я чувствую к нему такое отвращение, что не могу пережить этого». Этот странный сумасшедший порыв (который мог описать только Бунин!) прелестного создания к полному ничтожеству (который на суде ее же во всем и обвинил, и оболгал) и стал роковой ошибкой. Но на самом деле роковая ошибка была не в этом — а в том, что она бросила ему вызов, не зная о том, что ничтожества — всегда мстительны! Оля Мещерская, которая была, как никто, достойна страстной, всепоглощающей светлой любви, и у которой было всё для такой любви (как она вычитала из папиных книжек): черные, кипящие смолой глаза, черные, как ночь, ресницы, нежно играющий румянец, тонкий стан, маленькая ножка (за которой вечно гонялся Пушкин!), и многое-многое другое, но главное — легкое дыхание («которое у меня есть — ты только послушай!» — говорила она однажды своей любимой подруге на большой перемене). А теперь — с медальона на кресте смотрят эти пронзительные глаза, а это легкое дыхание рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре.
Когда бы я не перечитывала эту новеллу, меня всегда захлёстывала огромная волна симпатии к Олечке Мещерской! Я всегда видела её и умной, и талантливой, и образованной, и бесподобно красивой, очень доброй — с тонкой душой (никого не любили так младшие классы, как её). А её трагедию воспринимала именно как трагедию, совершенно случайно, подстерегшую эту юную девушку в этой коварной жизни. И уж не как эпизод из бытовухи! Но, к моему немалому удивлению и огромному возмущению, совсем недавно прочитала в комментариях у Л.С.Выготского его пересказ «Лёгкого дыхания» (собственно, то же, что я сделала выше), где он определил эту трагедию просто как «житейскую муть». Сам пересказ — просто «шедевральный» (Отсылаю к «Психологии искусства» (1987) С. 140–156). А Олю Мещерскую Выготский (наш великий психолог!) в упор не увидел, посчитав её заурядной провинциалкой, видимо (?), гимназистки, прошедшей свой жизненный путь, ничем не отличавшийся от обычного пути хорошеньких, богатых и счастливых девочек (банальная зависть?), потому что, когда в своем пересказе он передавал то, что рассказывала Олечка своей подруге, ему … было смешно (С. 152–153)!!! Не могу передать, что я почувствовала, читая это бред! И уж особенно совсем не смешно мне было, когда он написал о «любившем её и обманутом казачьем офицере, которого она завлекла (???) … застрелившего ее на вокзале среди толпы народа» —
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
