десятилетия. Ни одному историческому событию древней Руси не было посвящено такого количества литературных памятников, как Мамаеву побоищу. О Куликовской битве рассказывают Задонщина, Летописная повесть и Сказание о Мамаевом побоище.
Сказание о Мамаевом побоище дошло до нашего времени в очень большом количестве списков (в настоящее время известно 103 списка). Характерной их особенностью является наличие большого числа разночтений и вариантов в пределах одной и той же редакции. С. К. Шамбинаго[738] разбил все известные в его время списки Сказания (56) на четыре основные редакции. Вновь найденные списки не вносят существенных изменений в предложенную С. К. Шамбинаго классификацию редакций памятника. Мы можем лишь разбить редакции произведения на большее количество вариантов и выделить некоторые списки как явно поздние переработки Сказания[739].
С. К. Шамбинаго при классификации редакций Сказания исходил из предположения, что в основе этого произведения лежит Летописная повесть, развитая путем введения в нее новых эпизодов и дополнений. Поэтому первой редакцией, наиболее близкой к авторскому тексту памятника, он считал тот текст Сказания, где можно было обнаружить явное влияние Летописной повести. Таким текстом является текст Сказания, находящийся в Никоновской летописи.
Следующей по хронологии редакцией, названной им второй, он считал такую редакцию, в которой не столь подчеркнуто, как в первой, прославляется митрополит Киприан и где литовский князь, союзник Мамая, исторически правильно назван Ягайлом. Ту редакцию Сказания, которая по содержанию и текстуально была близка ко второй, но несколько отличалась от нее стилистически и тем, что литовский князь был назван в ней исторически неверно Ольгердом, С. К. Шамбинаго отнес к еще более позднему времени и обозначил ее третьей редакцией. Наконец, четвертой, самой поздней редакцией он назвал ту редакцию Сказания, в которой эпизоды, находящиеся во второй и третьей редакциях, дополнены подробностями и куда, кроме того, включены две большие повести: о посольстве от Дмитрия в Орду и о новгородцах.
Уже в рецензии А. Маркова, рассматривавшей исследование С. К. Шамбинаго[740], отмечалось, что приводимые исследователем текстологические сопоставления не подтверждают его гипотезу. Из них следует, считал А. Марков, что первая редакция более поздняя, чем вторая, и что, в сущности, первая редакция представляет собой компиляцию из второй редакции и Летописной повести.
Схему последовательности редакций и их хронологию, принятые С. К. Шамбинаго, подверг еще более подробной критике А. А. Шахматов, который пришел к заключению, что нужно говорить не о происхождении одной редакции из другой, а об их происхождении от одного общего источника. Шахматов считает неправильным и определение текста Сказания в Никоновской летописи как первой редакции. В данном случае мы имеем явную обработку текста Сказания на основе Летописной повести. А. А. Шахматов считает, что для определения старшинства второй редакции является недостаточным то, что литовский князь назван в ней Ягайлом. «Если мы примем во внимание, — пишет он, — что 2-я редакция обретается в летописных сводах и притом, как оказывается, входит в состав самой летописи, то эту черту (т. е. то, что литовский князь носит имя Ягайло. — Л. Д.) можно объяснить себе и естественною, необходимою поправкой со стороны редактора летописи, только что сообщившего под 6885 годом о смерти Ольгерда»[741].
Позже сам Шамбинаго, очевидно, под влиянием рецензии Шахматова, изменил схему последовательности редакций, назвав первой редакцией ту, которую в своей диссертации считал второй[742].
Таким образом, вопрос о генеалогическом соотношении редакций Сказания и их последовательности, а, следовательно, и о первоначальном виде памятника в настоящее время требует пересмотра.
Прежде Ъсего мы считаем более правильным дать иные наименования редакциям Сказания. Обозначение редакций цифрами нецелесообразно, так как оно заранее предопределяет хронологическую последовательность редакций и невольно заставляет считать, что вторая произошла из первой, третья из второй и т. д. Поэтому мы заменяем нумерную классификацию редакций такой классификацией, которая характеризует наиболее существенный, общий признак всех вариантов, входящих в эту редакцию.
Ту редакцию, которую С. К. Шамбинаго обозначил первой, мы назовем Киприановской, так как это название характеризует ее основную особенность, тот признак, который выделяет ее в отдельную редакцию, — тенденциозное прославление митрополита Киприана.
Редакцию, которая по классификации С. К. Шамбинаго называлась второй, мы обозначим Летописной редакцией, потому что текст ее входит в состав летописи.
Редакцию Сказания, которая по классификации С. К. Шамбинаго именовалась третьей, мы назовем Основной, так как она может быть положена в основу всех остальных редакций Сказания.
И, наконец, четвертую, по классификации С. К. Шамбинаго, редакцию Сказания мы назовем Распространенной, так как характерным признаком ее является включение новых подробностей в ряд эпизодов, присущих всем редакциям Сказания. К тому же в нее вставлены две большие самостоятельные повести, которых нет ни в одной из других редакций Сказания. Кроме четырех основных редакций памятника, должны быть отмечены поздние обработки Сказания: западнорусская обработка, редакция летописца Хворостинина, редакция переходная к редакции Синопсиса и редакция Синопсиса.
Каким же образом связаны между собой различные редакции Сказания и какая редакция может быть признана наиболее близкой к первоначальному авторскому тексту произведения?
Во всех редакциях Сказания, кроме Киприановской, митрополит Киприан впервые упоминается в рассказе о посещении его великим князем и князем серпуховским уже после того, как на Москву стали собираться созванные Дмитрием князья. В Киприановской же редакции говорится, что великий князь идет к митрополиту с известием о Мамае сразу же после того, как сам узнает о готовящемся походе татар. Вслед за этим эпизодом вставлен краткий рассказ об истории поставления Киприана на русскую митрополию и о Митяе.
Затем следует рассказ, где митрополит Киприан советует великому князю: «Испытай известно, аще тако есть, и собирай воинства, да не безвестно тя изыщут» (Узнай, и если действительно Мамай идет на Русь, то собирай войско, чтобы не напали на тебя врасплох).
Идейный смысл этих слов очень важен для понимания направленности Киприановской редакции: редактор подчеркивает, что великий князь начинает готовить военные силы для борьбы с Мамаем по совету митрополита.
Мысль о важности роли митрополита Киприана в событиях 1380 г. подчеркивается в Киприановской редакции в ряде эпизодов.
Это придает рассказу о Куликовской битве церковный характер: война с Мамаем — прежде всего война за православную церковь, за христианскую веру. Церковная направленность Киприановской редакции Сказания проявляется еще и в том, что в ней с особой силой подчеркивается роль митрополита Петра как покровителя Москвы и русских. Церковная, официально-религиозная направленность Киприановской редакции обнаруживается и в заглавии, где перечисляются все святые, которые помогли русским в битве с татарами на Куликовом поле.
Киприановская редакция дошла до нас в составе Никоновского летописного свода. Есть все основания предполагать, что
