Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
— Никогда не следует высмеивать правителя, особенно когда вы находитесь у него в столице. Дренайский и готирский народы живут в мире — и пусть это продолжается как можно дольше.
— И чтобы обеспечить этот мир, Друсс должен проиграть Клаю? — Улыбка Зибена померкла.
— Если говорить простыми словами, дело обстоит именно так. Победа Друсса была бы крайне нежелательна.
— Понятно. Я вижу, вы не слишком верите в пророчество Бога-Короля?
Майон налил себе вина и пропустил глоток.
— Это вопрос не веры, Зибен, а политики. Бог-Король пророчествует каждый год в это самое время, и его пророчества сбываются. Есть такие, которые верят в это: ведь пророчества касаются большей частью людских поступков, и сами люди заботятся о том, чтобы предсказания осуществились. Другие просто признают божественную природу своего императора. А в данном случае даже и спорить незачем. Он предсказал, что золото достанется Клаю, — и если Друсс победит, это будет расценено как оскорбление Бога-Короля и как дренайский заговор с целью подрыва его власти. Последствия подобного шага могут быть губительны.
— Он поставит своего кота во главе войска и двинет его на Дрос-Дельнох? Какой ужас!
— Да есть ли хоть толика мозгов в вашей красивой голове? Войско, о котором вы говорите, насчитывает более пятидесяти тысяч человек, и многие из них — ветераны, закаленные в битвах с надирскими племенами и сатулийскими захватчиками. Но дело даже не в этом. В Готире существуют три основные партии. Одна из них верит в божественное право готиров повелевать всем миром. Вторая желает завоевать мир, не утруждая себя вопросом о божественном праве. Вам ясно? Каждая партия по причинам, ведомым только ей, ненавидит другую. Эта страна балансирует на грани гражданской войны. Пока они так враждуют между собой, дренаи могут быть спокойны, им не придется платить дорогой ценой за готирское нашествие.
— Дорогой ценой? Вы о деньгах?
— Да, и о деньгах тоже, — с неприкрытым раздражением ответил Майон. — Набор рекрутов, их подготовка, новые доспехи и мечи. Провизия, чтобы кормить их. А где брать рекрутов? От земли — крестьян и мелких хозяев. А когда их возьмут в солдаты, кто будет убирать урожай? Ответ прост: многие поля так и останутся несжатыми. Что будет с ценами на зерно? Они взлетят вверх. И что в итоге? Крепость выстоит, люди отправятся по домам и увидят, что налоги в связи с войной сильно возросли. И мы получим пятьдесят тысяч обученных солдат, недовольных правительством.
— Вы не упомянули о мертвецах.
— Умно подмечено. Трупы — это опасность заразы и расходы на похороны. Притом останутся калеки — вечная статья государственного призрения.
— По-моему, вы высказались ясно, посол. Ваше человеколюбие делает вам честь. Но вы говорили о трех партиях, а рассказали только о двух.
— Третья — это королевская гвардия. Десять тысяч человек, цвет готирского войска. Это они возвели Бога-Короля на трон после последнего переворота, они его там и удерживают. Обе другие партии недостаточно сильны, чтобы обеспечить себе победу без поддержки гвардии. Поэтому никто не делает решительного шага — и хорошо бы такое положение продлить.
— А безумец тем временем сидит себе на троне, — усмехнулся Зибен, — отмечая свое царствование казнями, пытками и вынужденными самоубийствами.
— Пусть об этом беспокоятся готиры, Зибен. Наша забота — это дренаи. В том числе и те три тысячи, которые живут на готирских землях и окажутся под угрозой при любом проявлении враждебности. Купцы, работники, врачи — и дипломаты тоже. Разве их жизни ничего не значат, Зибен?
— Браво, Майон, — похлопал в ладоши Зибен. — Итак, мы переходим к медовой коврижке из лошадиного навоза. Конечно же, их жизни имеют великую ценность. Но Друсс не отвечает ни за них, ни за действия безумца. Разве вы этого не понимаете, посол? Ни вы, ни Бог-Король ничего не сможете изменить. Друсс не дурак, но на жизнь смотрит крайне просто. Он выйдет на бой с Клаем и сделает все, чтобы победить. Никто не сможет отговорить его от этого. Все ваши аргументы пропадут впустую. Друсс скажет, что Бог-Король может поступать как угодно — что это дело его совести. Впрочем, причина, по которой Друсс откажет вам, будет еще проще.
— Что же это за причина?
— Сдаться было бы неправильно.
— А вы еще говорите, что он умен! — вспылил Майон. — Неправильно, подумать только! При чем здесь неправильно? Мы имеем дело с... весьма чувствительным и незаурядным правителем...
— Мы имеем дело с сумасшедшим — не будь он королем, его следовало бы посадить под замок для его же блага.
Майон потер усталые глаза.
— Хорошо. Вы насмехаетесь над политикой, издеваетесь над дипломатией. Но как, по-вашему, нам удается сохранить мир? Я скажу вам как, Зибен. Такие люди, как я, отправляются в такие места, как это, где нас кормят вашими коврижками из навоза. Мы же улыбаемся и говорим, что они весьма питательны. Мы лавируем между чужими амбициями, поглаживая при этом всех. И все это не ради личной выгоды, а ради мира и благополучия. Ради того, чтобы дренайские купцы, крестьяне, чиновники и ремесленники могли растить своих детей спокойно. Друсс у нас герой — он может позволить себе жить собственной жизнью и резать правду в глаза. Дипломатам это недоступно. Ну что, поможете мне уговорить его?
Зибен встал:
— Нет, посол, я не стану помогать вам. Вы не правы — пусть даже вами руководят благие побуждения. — Поэт дошел до двери и остановился. — Быть может, вы слишком долго питаетесь этими коврижками и вошли во вкус.
Слуга за стенной панелью заторопился прочь, чтобы доложить о подслушанной беседе.
Гарен-Цзен, приподняв подол своего пурпурного одеяния, осторожно сошел по истертым каменным ступеням в подземелье. Здесь царило зловоние, но чиадзе не обращал на это внимания. В темницах должно царить зловоние. Узники, брошенные сюда, должны страдать и от мрака, и от сырости, и от запаха. Так пахнет страх — это облегчает допрос.
Министр постоял, прислушиваясь, в тюремном коридоре. Слева, за толстыми стенами, слышались глухие рыдания.
— Кто это плачет? — спросил Гарен-Цзен у несущих караул стражников.
Один из них, жирный бородач с испорченными зубами, громко фыркнул.
— Маурин, мой господин. Он здесь со вчерашнего дня.
— Я повидаю его после разговора с сенатором, — сказал Гарен-Цзен.
— Так точно. — Стражники посторонились, и министр медленно прошел в застенок. Там ожидал пожилой человек с распухшим синим лицом и почти закрывшимся правым глазом. Кровь запятнала его белую рубашку.
— Доброе утро, сенатор, — поздоровался Гарен-Цзен, садясь на стул с высокой спинкой, подставленный ему стражником. Узник смотрел на него злобно. — Итак, вы отказываетесь содействовать нам?
Узник глубоко, прерывисто вздохнул.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
