— Вам сегодня на работу? — спросил я.
— Голос у меня в порядке, — ответила она. — Но, может, и не придется. Я сегодня на подмене с четырех дня до четырех ночи. Это значит, что я просто должна быть у себя дома на случай, если кто-то заболеет или не сможет прийти.
— А часто приходится подменять?
— Нечасто. Обычно просто сидишь дома и скучаешь.
Она пила кофе, держа чашку в левой руке.
— А вы? — спросила она. — Чем вы занимаетесь?
— Я барышник. Лошадьми торгую. Она наморщила лоб.
— Моя тетушка говорит, что все барышники — мошенники.
Я улыбнулся.
— Крупные фирмы ей бы спасибо не сказали.
— А вы на крупную фирму работаете? Я покачал головой:
— Нет, я сам по себе.
Она доела тост и выудила из кармана моего халата пачку сигарет.
— Ну, вы хотя бы курите, — сказала она, щелкая моей зажигалкой. — Я их нашла у вас в спальне... Надеюсь, вы не возражаете?
— Берите что хотите! — сказал я. Она посмотрела на меня в упор. Глаза ее насмешливо блеснули.
— Услуга за услугу! Помните того человека из джипа?
— Такого забудешь, как же!
— Он ехал со скоростью примерно миль сорок в час, пока я не попыталась его обогнать. Но когда я поравнялась с ним, он прибавил скорость.
— Один из таких... Она кивнула.
— Один из таких. Я нажала на акселератор и обогнала его, и ему это не понравилось. Он висел у меня на хвосте, мигал фарами и вообще вел себя как последний идиот. Если бы он меня не отвлекал, я бы, может, эту лошадь и раньше заметила. Так что он виноват не меньше вашей лошади.
— Ну, спасибо! — сказал я.
Мы улыбнулись друг другу, и внезапно все невысказанные вопросы повисли между нами над столом, засыпанным крошками...
И в этот деликатный момент ввалился Криспин со всей чувствительностью бронетранспортера. Дверь кухни с треском распахнулась, и он вошел — помятый, небритый, больной с похмелья и изрыгающий ругательства.
— Куда ты захреначил виски, черт бы тебя побрал? Софи посмотрела на него со своим всегдашним спокойствием. Криспин ее, похоже, просто не заметил.
— Ты, ублюдок, если ты мне его не отдашь, я тебе пасть порву, понял?
Вся беда в том, что он говорил это почти серьезно.
— Ты его вечером допил, — ответил я. — Пустая бутылка в мусорнице.
— Брешешь ты все! Если ты его вылил, я тебя придушу, ей-богу!
— Ты его сам вылил, — сказал я. — Себе в глотку. Выпей лучше кофе.
— Забей этот кофе себе в задницу! — И он принялся бродить по кухне, рывком распахивая шкафчики и полки и заглядывая внутрь. — Где оно? — повторял он. — Куда ты его засунул, ты, дерьмочист?
Он схватил пачку сахара и швырнул на пол. Бумага порвалась, и сахар рассыпался льдистым холмиком. Криспин достал несколько жестянок, чтобы заглянуть за них, и вместо того, чтобы поставить на место, тоже швырнул на пол.
— Джонас, я тебя убью!
Я сварил ему кофе и поставил кружку на стол. Вслед за сахаром и жестянками на пол полетели пакет риса и пачка кукурузных хлопьев.
Он завершил поиски, яростно захлопнув дверцу последнего шкафчика, сел за стол и потянулся за кофе. Рука у него тряслась, как у девяностолетнего старика.
Тут он в первый раз обратил внимание на Софи. Медленно поднял глаза и уставился ей в лицо.
— Блин, а ты кто такая?
— Софи Рэндольф, — вежливо ответила она. Криспин прищурился.
— Че, Джонас, девочку себе завел?
Он развернулся ко мне. От этого движения у него, видимо, снова закружилась голова, и его затошнило. Господи, хоть бы его не вырвало прямо тут! Такое уже бывало...
— Ублюдок ты, Джонас, — сказал он. — Чего тебе стоило попросту попросить меня убраться? Я бы убрался. Нет, надо было меня напоить!
Из глаз у него хлынули пьяные слезы. «Всегда одно и то же, — подумал я. — Сейчас он будет себя жалеть, потом начнет оправдываться...»
— Ты сам напился, — сказал я.
— Не надо было подсовывать мне виски! — сказал он. — Это ты во всем виноват.
— Ты прекрасно знаешь, что никакого виски я тебе не подсовывал.
— Ага, ты просто поставил его на стол и оставил, чтобы я его нашел. Это что, не называется «подсунуть»?
— Ты еще скажи, что оно в саду на яблоне выросло. Ты сам пошел и купил его.
— Я же говорю тебе, что я его не покупал! — с негодованием возразил Криспин. — Я просто нашел его на столе!
Ему удалось донести кружку до рта, не расплескав содержимого.
Я поразмыслил. Если он все-таки, вопреки очевидности, говорит правду, кто-то явно хотел сделать ему большую гадость. Но, насколько я знал, настоящих врагов у него не было — разве что уставшие от него старые знакомые, которые, завидев его, переходили на другую сторону улицы и прятались в подъездах. Нет, скорее всего купил бутылку, а теперь хочет свалить вину на кого-то другого. Те времена, когда я верил каждому его слову, прошли безвозвратно.
— Как бог свят, Джонас, оно тут, на столе, стояло! — Он пролил еще пару слезинок. — Ты мне никогда не веришь!
Он выпил половину кружки.
— Я виски никогда не покупаю, — сказал он. — Такое дерьмо!
Когда на него находило, он мог пить что угодно. Один раз он ужрался мятным ликером.
Он продолжал ныть на тему, что я ему не верю, пока не разозлился по-настоящему. Внезапно он неуклюже размахнулся и запустил кружкой в стену. Кружка разлетелась вдребезги, по стене потекли коричневые струйки кофе.
Он встал, опрокинув стул и злобно набычившись.
— Дай мне денег!
— Слушай, Криспин, иди лучше проспись...
— Ублюдок! Мне надо выпить! Святоша проклятый! Ты ни черта не понимаешь, просто не хочешь понять! Это ты спер мое виски! Дай мне денег, и можешь идти в задницу!
Софи Рэндольф прокашлялась.
Криспин резко развернулся к ней, готовый встретить в штыки любое возражение, и его снова затошнило. По крайней мере у него хватило самоуважения на то, чтобы не блевать ей в лицо: он выбежал во двор, и до нас донеслись характерные звуки. Тоже неприятно, конечно...
— Это мой брат, — сказал я.
— Понятно.
Дальнейших объяснений ей, похоже, не требовалось. Она оглядела устроенный им бардак.
— Он все это приберет?
— Это вряд ли, — улыбнулся я. — Я сам приберу, когда он заснет. Если сделать это при нем, он разозлится и снова примется швыряться чем попало. Она неодобрительно покачала головой.
