Когда ей было четыре, у нее был пес — она взяла его из помета, родившегося на конюшнях Брокера. Файер сама выбрала себе щенка, и Брокер позволил ей его оставить, потому что песик подволакивал одну ногу и все равно не смог бы быть полезен в хозяйстве. У него была темно-сизая шерсть и ясные глаза, и Файер звала его Ту — сокращенно от «туча».
Ту был веселым, слегка бестолковым щенком и совершенно не печалился своей ущербности по сравнению с остальными собаками. Он легко приходил в восторг, постоянно прыгал и имел привычку время от времени от большой любви покусывать людей. И ничто не приводило его в такое безумное возбуждение, волнение, радость и ужас, как присутствие Кансрела.
Однажды, гуляя в саду, Файер и Ту неожиданно наткнулись на него. Ту в смятении прыгнул на Файер и прикусил слишком сильно — так, что она даже вскрикнула.
Кансрел бросился к ней, упал на колени и взял ее на руки, не заботясь о том, что рубашка пропитается кровью.
— Файер, как ты?
Она прильнула к нему, потому что на мгновение Ту и вправду ее напугал. Но, придя в себя, вдруг увидела и почувствовала, как Ту снова и снова прыгает и бьется об острый обломок скалы.
— Хватит, отец! Перестань!
Кансрел вытащил из-за пояса нож и двинулся к собаке. Вскрикнув, Файер повисла на нем.
— Не трогай его, отец, пожалуйста! Ты же чувствуешь, что он не нарочно!
Она поскреблась в его разум, но он был слишком силен. И тогда, дергая его за штаны и изо всех сил молотя кулачками, она разразилась рыданиями.
Кансрел тут же остановился, засунул нож обратно за пояс и несколько мгновений просто стоял, упершись руками в бока и кипя от ярости. Ту, поскуливая, с поджатым хвостом захромал прочь. А потом Кансрел вдруг резко переменился, снова потянулся к Файер, обнял ее и целовал, шепотом успокаивая, пока она не перестала плакать. Прочистив ранку, он перевязал ей пальцы, а потом усадил и принялся рассказывать о том, как контролировать разум животных. Когда он наконец ее отпустил, она бросилась искать Ту — он пробрался к ней в комнату и, сбитый столку и пристыженный, калачиком свернулся в углу. Она взяла его на колени и попробовала успокоить его разум, чтобы в следующий раз суметь защитить его.
Проснувшись на следующее утро, она обнаружила, что Ту не скребется, как обычно, у ее двери. Целый день она искала его и на собственных землях, и у Брокера, но так и не смогла найти. Он пропал.
— Наверное, убежал, — предположил Кансрел мягким, сочувствующим тоном. — С собаками такое бывает. Бедняжка.
Так Файер научилась лгать отцу на вопрос, не обижал ли кто ее.
С годами визиты Кансрела стали менее частыми, но более затяжными, потому как на дорогах было небезопасно. Бывало, появляясь у нее на пороге после многомесячного отсутствия, он привозил с собой женщин, или торговцев животными и дурманом, или новых чудовищ в свою коллекцию. Иногда он проводил все это время под действием яда какого-нибудь растения, так ни разу и не очнувшись, или с ним, совершенно трезвым; случались вдруг странные, неожиданные приступы хандры, которую он вымещал на всех, кроме Файер. А иногда настроение у него было светлое и ясное, как те высокие ноты, что она играла на флейте. Файер страшилась его посещений; его грубых, восхитительных, беспорядочных вторжений в ее тихую, размеренную жизнь. Но каждый раз, когда он уезжал, она так мучилась от одиночества, что одна только музыка способна была ее успокоить, и она с головой окуналась в уроки, не обращая внимания на ненависть и возмущение учителя по поводу ее растущего мастерства.
Брокер никогда не скрывал от нее правду о Кансреле.
«Я не хочу вам верить, — думала она, когда он рассказывал ей о зверствах Кансрела. — Но я знаю, что это правда, потому что Кансрел сам рассказывает мне истории и ему никогда не стыдно. Он считает, что учит меня, как должно поступать, и его беспокоит, что я не использую свою власть как оружие».
— Неужели он не понимает, насколько вы с ним разные? — изумлялся Брокер. — Неужели не видит, что вы сделаны совсем из разного теста?
Когда Брокер начинал так говорить, Файер чувствовала себя невыразимо одинокой. Иногда ей так хотелось, чтобы ее тихий, невзрачный, добрый сосед был ее настоящим отцом. Ей хотелось быть похожей на Брокера, быть из одного теста с ним. Но она знала себя и знала, на что способна. Даже решив вопрос с зеркалами, она все равно видела свое отражение в глазах людей и знала, как просто было бы сделать ее жалкую жизнь чуточку приятнее — Кансрел так делал постоянно. И никогда никому, даже Арчеру, не говорила, каким постыдным было это искушение.
Когда ей было тринадцать, дурман убил Накса, и двадцатитрехлетний Нэш стал королем разваленного королевства. Приступы ярости у Кансрела участились, как и периоды меланхолии.
Когда ей было пятнадцать, Кансрел открыл дверь клетки, в которой держал своего леопарда цвета полуночи, и покинул Файер в последний раз.
Глава третья
Файер не осознавала, что уснула в библиотеке лорда Брокера, пока не проснулась и не обнаружила, что сидит все в том же кресле. Разбудил ее котенок-чудовище, который повис на подоле ее платья и раскачивался, словно на веревке. Она поморгала, привыкая к тусклому свету, впитывая сознание маленького чудовища. Дождь еще идет. В комнате больше никого. Она помассировала плечо раненой руки и потянулась в кресле. Все тело затекло и побаливало, но усталость пропала.
Котенок забрался вверх по ее юбкам, вонзил когти ей в колено и, повиснув, уставился ей в лицо. Он знал, что она такое — платок съехал назад на целый палец. Чудовища оглядели друг друга. У котенка была ярко-зеленая шерсть и желтые лапки, и его глупенький, почти новорожденный разум тянулся к ней.
Конечно, ни одно чудовище из животных не в силах контролировать разум Файер, но самых недалеких это никогда не останавливало. Он, конечно, слишком мал и глуп, чтобы думать о ней как о еде, но не прочь поиграть, погрызть ее пальцы и слизнуть с них кровь, а Файер вовсе не нужны царапины от кошачьих игр. Она усадила его к себе на колени, почесала за ушами и зашептала какой-то вздор о том, какой он сильный, важный и умный. И на всякий случай мысленно послала ему позыв ко сну. Он повертелся у нее на коленях, а потом плюхнулся и задремал.
Домашние кошки-чудовища славились умением избавлять дом от мышей — и обычных, и чудовищных. Этот самый малыш вырастет большим и толстым, проживет долгую, безбедную жизнь и, наверное, станет отцом множества котят-чудовищ.
А вот люди-чудовища, как правило, редко когда жили долго. Слишком много хищников, слишком много врагов. Хорошо, что осталась одна только Файер; а она сама уже много лет назад, еще до того, как разделила постель с Арчером, решила, что станет последней. Больше никаких Кансрелов.
Вдруг она почувствовала, что в коридоре за дверью библиотеки появились Арчер с Брокером, а через мгновение услышала их голоса, резкие и взбудораженные. Арчер снова разнервничался — или что-то случилось, пока она спала? Файер коснулась их, давая понять, что не спит.
