Я огляделся по сторонам. Такси, действительно, стояло под нашим подъездом, мигая желтыми фарами. Водитель терпеливо ждал меня, закурив сигарету. Мне неожиданно жутко захотелось курить. Я сглотнул, жадно поведя носом. Вышел из машины, громко хлопнув дверью.
— Поаккуратней там! — вяло сделал мне замечание хозяин автомобиля. — Не холодильником хлопаешь…
— Дома командовать будешь, — огрызнулся я, испытав неожиданно для себя прилив ненависти и раздражительности. Раньше, я извинился, пожелав ему удачи в дороге, а теперь…Теперь, даже не знаю…Бросил на переднее сиденье через приоткрытую форточку деньги, достал из багажника сумки. Светка терпеливо ждала у подъезда, косо поглядывая на меня. В руках у нее была женская сумочка и пакет с вещами, которые не влезли в чемодан.
Таксист хмыкнул и завел мотор, ничего не ответив. Хорошо, что оказался умнее, а то так бы и до драки дошло, особенно с моим настроением. Света, конечно, все это замечала, не зря столько лет прожили вместе, не удержалась и попыталась хоть что-то выяснить. Ох уж это неистребимое медицинское желание ставить всем и вся диагнозы.
— У тебя все нормально?
— Нормально, — буркнул я, закуривая сигарету.
— Дома покуришь…Тут холодно.
— Вот и иди домой, — резко ответил я, — мне и тут хорошо!
Жена пожала плечами и стала подниматься на второй этаж в квартиру. Я мерно пускал колечками дым, раздумывая над тем, во что умудрился вляпаться. А то что это случилось, никаких сомнений у меня уже не вызывало. Серые обшарпанные стены общаги напротив, ржавые железные коробки гаражей, разбитый асфальт, от которого осталось одно название, мусорные баки, в которых верхом наложены пакеты, ветер метет обрывки бумаг и пустые пластмассовые бутылочки — пейзаж, как раз для размышлений о смысле жизни. Я усмехнулся, выбросив щелчком окурок подальше. Городской философ, блин…Приключений ему не хватает. Брось, марать бумагу и вернись в реальность! Пытался приободрить я мысленно сам себя.
— Привет, Санек! — я повернулся и увидел у открытой двери соседнего подъезда куму моей жены — Шушку, которая по паспорту официально была Александрой Клешевич, но с детства к ней привязалось это прозвище, не отлипающее до сих пор.
— Привет, — поздоровался я.
— Уже приехали?
— Ну да… — я был особо не настроен на разговор.
— Как отдохнули?
— Отлично! — в голову мне пришла мысль, что она-то, живущая с Агеевым в одном доме, обязана знать все об его состоянии. Тем более, что ходили смутные слухи об их связи, конечно произошедшей до Кати.
— Что-то Агеева давно не видно? — будто бы ненароком бросил я, закуривая еще одну, чтобы разговор раньше времени не закончился.
— Да, он тут и не появляется практически. Катька недавно заходила…
Катька заходила…Мой мозг заработал на полную катушку. Я даже физически ощутил, как неповоротливо в нем зашевелились шестеренки и механизмы. Катьку несколько дней назад мы и сами видели. Неужели она ничего ей не рассказала об аварии? Вряд ли…В любом случае надо будет звонить в больницу, а лучше самому туда съездить!
Я посмотрел на наручные часы. Они показывали половину девятого вечера. Да…поздновато для посещения больницы.
— Вы еще долго там стоять будете? — с балкона, нависающего надо мной, выглянула Светка.
— Привет, Свет! — буркнула Шуша и немедленно ретировалась, боясь, как бы моя жена не нашла повода, чтобы к чему-нибудь придраться.
— А ты чего там мерзнешь?
— Сейчас, докурю… — в несколько затяжек дотянул сигарету, выбросив на проезжую часть. Почему-то все соседи обвиняют именно меня в наличии окурков около двери в подъезд, ничуть не смущаясь того факта, что под окнами кто-нибудь то и дело шныряет, от нариков с района, до просто любителей хорошо поддать на природе(благо за домом у нас прекрасный парк). И они явно не заботятся о чистоте прилегающей территории. Ну да, бог с ними…
Я быстро поднялся наверх. Дверь была открыта. В комнате у Мишки слышались голоса. К нему пришли товарищи по компьютерным играм. Светка торчала на кухне с любопытной Эльвирой Олеговной, которой просто необходимо было немедленно узнать подробности нашего отдыха, вплоть до секса и поз.
Я прошел в ванную, предварительно сбросив куртку на кресло, стоящее в прихожей. Включил горячую воду. Умылся и помыл руки. Зеркало немного запотело. Ничего не было видно. Я растерянно огляделся в поисках подходящей тряпочки. Ничего не нашел, использовав для этого своего полотенце и вздрогнул, зажмурив глаза:
Позади меня стоял тот самый сгорбленный старик, с морщинистым лицом, ехидно улыбающийся своей щербатой беззубой улыбкой. Красные изжеванные десны отвратительно смотрелись на бледных, почти синюшных губах. Лицо было покрыто мелкой сеточкой серых вен. Все это я умудрился рассмотреть за доли секунды, прежде чем в моей голове не раздался его громоподобный голос с той же самой фразой, мучившей меня ранее:
— Ты теперь мой!
Сознание помутилось. Голова вдруг сделал сумасшедший вираж. Пол с потолком неожиданно поменялся местами и я потерял сознание, со всего маху рухнув на плиточный пол в ванной.
Перед моими глазами неожиданно возник зеркальный коридор, кончающийся неведомо где и неведомо чем… Опять эти стены, скользкий пол и миллионы моих отражений вокруг, исковерканных и поломанных зеркалами.
— Ты теперь мой! — сухая морщинистая рука легла мне на плечо. Я разглядел синие пятна, дряблую кожу на тонкой кисти. Отшатнулся, подскользнулся. Упал и попытался встать, нелепо перебирая ногами. Страх сковал меня. Мне хотелось кричать, но крик застыл плотным комок в горле. Надо было бежать, но ноги дурацки расползались в стороны, как у коровы на льду.
— Саш, Сашка! Очнись! Что с тобой?! — в лицо мне пахнуло чем-то резким, спиртовым, носоглотку обожгло. На щеки упало несколько капель холодной воды. Рывком сознание снова ко мне вернулось. Коридор пропал вместе с ужасным стариком. Надо мной склонились встревоженные жена с тещей. Позади них толпились Мишка и его сотоварищи. Я лежал в луже консервации, которую зачем-то друг на друга пирамидкой складывала Эльвира Олеговна именно в ванную. Рядом валялись осколки разбитых мною при падении банок. В красном озерце салата Лечо плавал малосольный огурец. Копчик болел ужасно. С руки, чуть ниже локтя капала кровь, видимо, порезался при падении.
— Что случилось?
Я вяло улыбнулся и попытался встать. Получалось плохо. Все ныло и болело. Затылок обожгло горячей волной. Коснулся волос. Так и есть…Позади надувалась огромная шишка. Так и убиться можно!
— Сколько консервации угробил, — всплеснула руками теща. Конечно, сейчас можно жалеть исключительно о ней.
— Все нормально, — уверял я в основном жену, брезгливо стягивая через голову испачканную футболку, — было скользко, вот и…
— Восемь банок! — патетически воскликнула Эльвира Олеговна. — Может что-то удастся спасти?
