Книга Египетская сила - Андрей Белянин

Утро началось как всегда. Подъём, умывание, переодевание, лёгкий завтрак в английском колониальном стиле и тренировка. Сегодня старый дворецкий торжественно вручил мне короткий шест, примерно в мой рост, молча поклонился и, ничего не объясняя, пошёл в атаку.

Первые две-три минуты я ещё вполне себе помню. Потом мгновенный удар в голову, – и полная темнота накрыла меня, как театральный занавес. Вечностью позже появились потусторонние голоса…

– Шарль, я же говорил, что сегодня мальчик должен навестить бабушку.

– Месье, я был крайне осторожен с ним.

– Тогда какого чёрта он при смерти?

– Просто поскользнулся. Роковая случайность, месье.

– Что ж, значит, когда он придёт в себя, вы лично сопроводите его до дома милой старушки, а потом вернёте обратно.

– Слушаюсь, месье.

– И?

– Уверяю вас, больше такого не повторится.

Примерно на этом моменте мне удалось кое-как открыть глаза.

Голова ещё кружилась, перед внутренним взором плыли круги, а надо мной склонились три учителя и три дворецких. Говорят, после прямого удара табуреткой в лоб и не такое бывает.

Но точно ли это была табуретка? Меня терзают смутные сомнения, наверное, он всё-таки ударил меня чем-то вроде Тауэрского моста или башней Биг-Бена. Это уж как минимум!

Примерно через час после вышеописанных событий, которые, в свою очередь, и спровоцировали данный диалог, я своими ногами вышел из дома месье Ренара. Свернул налево, но был перехвачен и развёрнут в прямо противоположную сторону. Шёл пешком довольно долго, в нужных местах меня за шиворот выдёргивали из-под бешено несущихся паровых кебов, а в иных случаях, наоборот, пинком под зад увеличивали чисто скорость движения.

Я, честно говоря, мало что соображал. Мир вокруг продолжал двоиться и троиться самым безобразным образом. Э-э, напомните, безобразный образ – это тавтология или оксюморон? Не важно…

– О, недоносок явился!

Голос показался мне смутно знакомым, хотя все попытки его идентифицировать натыкались на ватную стену полного равнодушия головного мозга. Ничто не желало со мной работать – ни голова, ни руки, ни ноги, представляете?

– А чё это за старый хмырь рядом с ним? Лысый, как коленка, и тощий, словно циркуль. Эй, мелкота, а где та расфуфыренная девчонка, ну, кудрявая француженка со смешным акцентом. Скажи, и мы не будем тебя бить.

– Гарсон, сильвупле, – прозвучал откуда-то с небес просительный голос старого дворецкого. – Либери ля рут![1]

– Эй, братва! Гляньте, а этот старикашка тоже французик и чё-то там ещё умоляет на своём лягушачьем языке… Ха!

Я устал. Прикрыл глаза, прислонившись к стене ближайшего дома, и полностью попытался отключить слух. Да, по совести говоря, там и слушать-то особенно было нечего. Так, свистящие звуки ударов и крики боли, иногда громкие, иногда приглушённые, а иногда плохо сдерживаемые вплоть до единого, полного слёз и обиды хорового вопля:

– Вив ля Франс![2]

Когда я открыл глаза, банда Большого Вилли полным составом стояла на коленках, размазывая кровавые сопли и лихорадочно пытаясь припомнить слова Марсельезы!

По-моему, получалось не очень, но парни старались, как могли. Старина Шарль невозмутимо дирижировал чьим-то отобранным кинжалом, и, чтобы не слушать этот бледный хор, я перешёл через улицу и постучал в двери. То есть собирался постучать, но на пороге резко возникла бабуля.

– Это кто разорался у меня под окнами?! Я вам покажу, как петь всякие французские непристойности на земле старой доброй Англии! Кто тут главный, выходи, задушу собственными руками!

– Мадемуазель? – Наш лысый дворецкий церемонно приподнял котелок.

Бабуля только взглянула на него, и в её взоре сверкнула зелёная искорка.

– Шарль, кудряшка-милашка? Ты ли это, лионский проказник?

– Мэри? – не сразу выговорил мой мучитель.

Клянусь, я впервые увидел, чтобы у него вдруг подогнулись колени, а в глазах блеснула влага.

– Мэри Три Виски Джобкинс, ты ли это? Птичка На Проводе, Голубая Лагуна, Белый Попугай, Хромая Лошадь? Не может быть, чтобы все годы разлуки, убившие меня, были к тебе столь радостно благосклонны!

Ньютон-шестикрылый, порази меня электрическим разрядом с небес, если это не был самый длинный монолог Шарля на моей памяти. Либо творится что-то невероятное, либо старый боксёр при всех, внаглую, совершенно бесстыже и не по-британски заигрывает с моей бабулей?!

Я, неуверенно держась за стену, проскользнул в дом, пока эта парочка, воркуя, вспоминала, где и когда они в последний раз виделись. Уже из дверей я, обернувшись, быстро подмигнул Большому Вилли, который, правильно поняв мой знак, на четвереньках пополз в сторону.

За ним так же по-черепашьи ушла вся его битая компания. Называть её бегущей с поля боя в эту минуту было бы слишком претенциозно. Так, кучка жалких, сопливых уличных хулиганов, в хлам побитых стареньким лысым дворецким-французом. Короче, хвастаться нечем.

Я успел спрятаться в своей комнате и некоторое время с повышенным вниманием прислушивался к тому, что происходит между моей бабушкой и Шарлем. Не знаю даже, что именно в данный момент мне (тайно!) хотелось услышать, целомудренное воспитание Викторианской эпохи попросту не допускало никаких излишних фантазий в шаловливом романском стиле. Я имею в виду стиль итальянского романа, а не династию Романовых в заснеженной России, если кто не понял.

Итак, разговоры в нашем доме затянулись, наверное, на целый час. Я даже начал зевать, поскольку ничего интересного явно не происходило. Эти двое хлестали принесённый мной дешёвый виски, взатяг курили американский табак и яростно спорили друг с другом на мутной смеси англо-французско-испанско-португальского и, кажется, ещё уэльского языков. Да пресвятой электрод, я никогда не видел своего драчливого дворецкого таким весёлым и так мило болтающим.