— У него сильная лихорадка, — сказал Люк, выпрямившись. — Похоже, раны воспалились.
— Ред, позови Уилли и отнесите его в амбар, — распорядился отец.
— Ты что, па! — возмутился Марк. — Надо посадить его на лошадь, и пусть катится!
Кэндис хотела возразить, но Люк уже подхватил Джека под мышки, а Ред взялся за ноги. Кэндис с тревогой наблюдала за ними, виня во всем себя. Она последовала за ними, когда они потащили Джека через двор, но отец схватил ее за плечо.
— Куда это ты направилась?
— Я… Хочу посмотреть, не смогу ли чем-нибудь помочь.
— Мария займется им точно так же, как ухаживает за всеми ранеными на ранчо.
Кэндис покраснела, встретив проницательный взгляд отца. Что он подумал? Не прошло и нескольких секунд, как она узнала, что думают по этому поводу Марк и Джон.
— Что-то ты больно заботишься об этом полукровке, Кэндис, — выпалил Марк. — Даже осунулась.
Кэндис яростно набросилась на него:
— Как ты смеешь, Марк? Я же рассказала, как все было…
— Ты хоть представляешь себе, какие пойдут разговоры? Кэндис пожала плечами. Все ее надежды, что никто не узнает о ней и Джеке Сэвидже, пошли прахом. Как только работники доберутся до города, чтобы пропустить стаканчик, новости распространятся по всем ранчо в окрестностях Тусона. И не важно, что между ними ничего не было. Люди начнут судачить и вынесут ей приговор.
— Мне все равно, — заявила она, вскинув голову. — Ничего не было. Ради Бога, Марк, он же человек!
— Извини, но я не позволю тебе крутиться вокруг него.
— Марк прав, Кэндис, — вмешался отец. — Держись от него подальше. А ты, Марк, оставь свое мнение при себе. Тебя это тоже касается, Джон. И хватит об этом.
Отец обратился к Кэндис:
— Тебе придется многое объяснить.
— Я надеялась, что все обойдется.
— Если бы ты рассказала все сразу, мы смогли бы подготовиться. А теперь, Марк прав, разговоров не избежать. — Он положил руку ей на плечо. — Чем раньше он уедет отсюда, тем скорее мы справимся со всем этим.
Кэндис не могла заснуть, терзаясь неизвестностью.
Весь день, тянувшийся бесконечно, она думала о раненом в амбаре. Даже визит одного из поклонников, судьи Рейнхарта, не отвлек ее от тревожных мыслей. После всех обвинений, обрушившихся на нее утром, Кэндис не осмеливалась спросить, как Джек себя чувствует. А когда все-таки спросила, Мария отмахнулась от нее, ограничившись односложным ответом, что было совсем на нее не похоже.
Кэндис знала, что прощена. Даже Марк вел себя как обычно, беззлобно подшучивая над ней, за исключением тех моментов, когда бросал взгляд на амбар. Тогда его лицо мрачнело. Он ненавидел индейцев. Марк имел на то веские причины. Его возлюбленная, девушка-мексиканка, была убита индейцами из шайки Джеронимо.
Но ведь Джек не имеет отношения к Джеронимо. Или имеет?
Нет, не может быть.
Так и не заснув, Кэндис поднялась с кровати и накинула халат. Что, если посмотреть, как он там? Кэндис взяла фонарь и, не зажигая его, выскользнула в ночь.
В небе ярко светила луна. Бесшумно ступая босыми ногами, Кэндис пробежала через двор к амбару. Притворив за собой дверь, она опустилась на колени, зажгла фонарь и подняла его над головой.
То, что она увидела, заставило ее ахнуть. Джек лежал на спине прямо на соломе. Никто не подстелил ему одеяло и не оставил воды. Джека бил озноб, пот градом катился по его лицу и телу. Сердце Кэндис разрывалось. Как могла Мария так обойтись с ним?
Она бросилась к нему и упала на колени.
— Джек! — Кэндис коснулась его пылающего лба.
Почувствовав прикосновение, он резко дернул головой и открыл глаза.
— Не трогай меня, — прохрипел он, узнав Кэндис. Она на секунду замерла, не убирая руки с его влажного лба.
— Чепуха. Я сейчас.
Она выбежала из амбара и вскоре вернулась с водой, простыней, полотенцами и виски. Джек ждал ее, сердито сверкая глазами. Расстелив рядом с ним простыню, она взмолилась:
— Тебе нужно перелечь, так будет удобнее. Давай я помогу. — Кэндис осторожно коснулась его плеча.
Джек яростно рванулся.
— Я же сказал, чтобы ты не приближалась ко мне! — Его зубы выбивали дробь.
— Прости меня. Мне так жаль.
Он закрыл глаза и отвернулся. Окунув полотенце в воду, она начала протирать его лицо, но Джек схватил ее за руку и с неожиданной силой притянул к себе. Кэндис упала ему на грудь.
— Я же велел тебе убираться, Кэндис Картер! Он делал ей больно, но она это заслужила.
— Я не уйду. И не оставлю тебя в таком состоянии. Отпусти меня, Джек.
Ее голос слегка дрожал. Отчасти от страха — он был силен, разгневан и, возможно, не в себе от жара. Но еще и потому, что ее грудь тесно прижималась к его твердому влажному торсу. Кэндис ощущала биение его сердца и резкий мужской запах.
Хватка его внезапно ослабла, Джек откинулся назад и закрыл глаза, видимо, теряя последние силы. Выпрямившись, Кэндис продолжила промывать раны на его груди и ногах. Они покраснели и гноились. Когда она смочила их спиртным, Джек дернулся и открыл глаза. Воспользовавшись тем, что он очнулся, Кэндис обхватила его за талию.
— Повернись, Джек, — попросила она. — На живот, на простыню.
К ее удивлению, он подчинился, предоставив ей возможность заняться его спиной. Кэндис очистила ее от налипшей грязи и соломы, промыла раны водой и продезинфицировала виски. Когда она протирала плечи Джека влажным полотенцем, в дверях мелькнул фонарь. Похолодев, Кэндис вскинула голову.
На пороге стоял Люк.
— Что это ты делаешь, Кэндис? — осведомился он.
— А что, по-твоему, Люк?
Он двинулся к ней медленной ленивой походкой.
— По-моему, ничего хорошего.
Сверкнув глазами, Кэндис бросила полотенце в воду.
— Как вы могли оставить его здесь без воды, даже не подстелив одеяло? Можно было ожидать этого от Марка. Он так и не пережил смерть Линды. Даже от Джона — он слишком молод, чтобы судить об этом здраво. Но не от тебя!
Люк присел на корточки.
— Я велел Реду позаботиться, чтобы у раненого было все необходимое. Кто же знал, что они просто бросят его здесь? — Он устремил на сестру испытующий взгляд: — Я задал тебе вопрос, сестренка. Что происходит?
— Пойми, Люк, это я во всем виновата, — выдохнула Кэндис, испытывая облегчение, что может поделиться с братом. — Он спас мне жизнь, а чем я отплатила ему? Украла коня и бросила его одного, израненного.
Люк выпрямился и посмотрел на нее:
— Его все еще лихорадит?
