— Пока мужчины, подобные вам, сэр, смотрят на женщин как на низшие существа, как на кукол, пока нам отвешивают комплименты только за то, что у нас смазливые личики, мы никогда в полной мере не сможем воспользоваться тем, чем Господь одарил нас.
Рейз серьезно посмотрел на нее, мигнул, потом опять широко улыбнулся.
— Нет-нет, не может быть, — тяжело вздохнул он. — Вы ведь не из этих ненормальных активисток, а? Грейс не ответила, только густо покраснела.
— Это такие, как вы, сэр, виновны в сегодняшнем бесправном, униженном положении женщин!
— Бесправном… Униженном… Я хотел только сделать вам приятное, Грейс.
— А разве мужчинам комплименты приятны? — парировала она.
— Комплименты приятны даже собакам, если уж на то пошло. Я часто ласкаю собак, им это необходимо. Рейз смотрел на нее твердо, спокойно.
— Мы говорим о людях, а не о собаках, — не уступала Грейс.
— Ну что ж, давайте поговорим о людях, — сказал он, многозначительно понижая голос, и усмехнулся. — Хотя любые разговоры рано или поздно надоедают. У нее просто дух захватило от негодования.
— Так что же, сэр, нравятся вам комплименты — да или нет?
— Грейси, вы можете делать мне комплименты когда угодно, в любое время, даже сейчас, если вам так хочется.
— Боюсь, — съехидничала она, — эта задача слишком трудна и попросту невыполнима для меня.
Он имел наглость расхохотаться, причем с нескрываемым удовольствием:
— А я-то думал, мои чары неотразимы!
— Не все мы пустые, легковерные дурочки, — отрезала Грейс.
— У вас своеобразный взгляд на лучшую половину рода человеческого — прямо скажем, не слишком лестный!
— Я не лицемерка. Рейз улыбнулся:
— Знаете, Грейси, мне кажется, уж что-что, а это обвинение вам не грозит.
Он ни о чем не может говорить серьезно! Грейс решительно повернулась к нему спиной.
— Мне надо идти.
— Подождите минутку.
Рейз удержал ее за локоть. Она снова повернулась к нему, насупившись, поджав губы. Он был невыносим, он улыбался.
— Вот что, Грейси, как вы смотрите на то, чтобы прогуляться у реки?
Она пришла в полное замешательство, не находила слов от возмущения.
Рейз шагнул к ней.
Она отступила.
Улыбка его стала шире, зубы ярко сверкнули на загорелом лице. Спиной Грейс почувствовала, стену. Руки его — в одной из них он все еще держал куклу — опустились на ее плечи.
— Ну что, рискнем? — шепнул Рейз. — Вы очаровательны даже в этих нелепых очках.
Она не могла произнести ни слова.
— И знаете что?
Рот его, казалось, придвинулся еще ближе.
Грейс смотрела в его синие глаза, сознавая лишь одно: рядом мужчина, и дыхание его, отдающее табаком и бренди, мешается с ее дыханием. Он посмотрел на нее пристально, без улыбки.
Грейс приоткрыла рот, собираясь что-то сказать.
Он наклонился к ней и прошептал:
— Ваши губы… они чудесны… они жаждут поцелуя… мужчины…
«Он хочет поцеловать меня», — поняла Грейс, но не в силах была шевельнуться.
— Рейз! Дорогой! Где вы?
Он улыбнулся, покачивая головой и пожимая плечами, но не двинулся с места.
— Черт! — вырвалось у него.
— Рейз!
Он отступил на шаг.
— Я в детской, Луиза.
Глаза его все так же нежно смотрели на Грейс. Слишком нежно. Она запылала до корней волос.
Луиза вошла, взглянула на них и, подойдя к Рейзу, ласково взяла его руку и прижала ее к груди.
— Мой дорогой, Джон сказал, что вы здесь. Я так надеялась, что вы приедете к ужину. Что вы делаете тут, наверху?
— Да вот пришел поздороваться с девочками, — ответил Рейз, улыбаясь Луизе. — И успокоить Маргарет-Энн. Она разбила свою куклу.
— Я вижу, вы познакомились с мисс О'Рурк.
— Да, мы уже успели познакомиться, — подтвердил Рейз.
— Смотрите не начните флиртовать с прислугой, дорогой, — насмешливо фыркнула Луиза. Рейз засмеялся:
— Не беспокойтесь, прелесть моя, этого не случится. Луиза не сводила с него глаз, крылья ее тонкого носа трепетали.
Он обнял ее за талию.
— Так-то вы меня встречаете?
У Грейс было такое ощущение, будто она подглядывает в замочную скважину. Что-то мутное подкатило к горлу когда она догадалась об их отношениях.
— Но я вовсе не хотела вас обидеть, — проворковала Луиза.
Грейс, пробормотав какое-то извинение, выскользнула из комнаты. Вбежав к себе, захлопнула дверь, чтобы не видеть и не слышать их больше. Она дрожала с головы до ног и злилась даже сильнее, чем раньше, если, конечно, такое было возможно. Этот мужчина не только отъявленный наглец, но еще и худший из донжуанов — бездушный, бесчувственный, самовлюбленный. Она ненавидела его.
Какая несправедливость, что он так красив!
Глава 4
— Ну и что вы о нем думаете? — спросил Роберт Чатэм.
— Я думаю, — Рейз чувствовал, как каждая жилочка в его теле трепещет от напряжения, — я думаю, что он великолепен! Да-да, великолепен!
Утро стояло чудесное, было еще прохладно благодаря раннему часу; легкие, изящные, как на картинке, облачка плыли над Миссисипи; птицы заливались в высоких ветвях кизила. Рейз стоял, глубоко засунув руки в карманы твидовой куртки, одной ногой опираясь на низкую изгородь; его высокие сапоги блестели. Он смотрел, как годовалый жеребенок Чатэма мчится через луг, стремительный, неудержимый, а ведь ему только год от роду. Рейз приехал в Натчез не только для того, чтобы повидаться с партнерами, но и чтобы взглянуть на этого жеребенка. Теперь он радовался, что приехал, и особенно потому, что такая великолепная лошадь вскоре, вероятно, будет принадлежать ему.
Рейз вдруг сообразил, что желание владеть этим животным слишком явно отражается на его лице. С трудом оторвав взгляд от лошади, он напустил на себя безучастный вид.
— Я слышал, твоя кухарка печет необыкновенные пончики, — сказал Рейз, желая переменить тему и отвоевать свои позиции перед предстоящей сделкой.
Правда, он не особенно беспокоился. Он привык к успеху: успех сопутствовал ему всю жизнь.
— Да, верно, — ответил Чатэм. Гостеприимный хозяин, он махнул рукой назад, в сторону белого особняка на холме:
— Пойдем?
Спустя полтора часа Рейз ехал от Чатэма гордым владельцем жеребца, приобретенного по сходной цене. Это не удивляло его. Один из его друзей как-тo сказал с легкой завистью, что он обаятельный негодяй. Рейз тогда посмеялся, но приятель, пожалуй, был прав.
