Перед закрытыми глазами проплывают новые образы прошлого: переплетение труб внутри возродившейся «Звезды Смерти», сражение над Акивой, погоня за Слоун на похищенном СИД-истребителе, шок при виде мужа, наводящего бластер на Канцлера Мон Мотму...
Она снова открывает глаза, уставившись на содержимое собственного желудка.
Планета перед ней — полная противоположность Акиве: мертвая и сухая, а не влажная и кишащая жизнью. Единственное, что их роднит, — это жара, но здешняя заставляет ощущать себя будто внутри глиняной печи. Жара иссушает Норру, превращая ее в покрывшийся коркой волдырь. Закашлявшись, женщина вскрикивает.
«Я совсем одна», — думает она.
Стоп. Нет.
Не одна.
«Джее!»
Перекатившись на спину, она видит косо застрявшую в песке капсулу. Люк открыт, и в нем, растопырив руки и ноги, стоит Джее Эмари. Между шипов на ее голове стекает струйка крови, губа рассечена, зубы в приоткрытом рту запятнаны красным.
Норра бормочет какие-то слова приветствия и радости за Джее, но у охотницы за головами есть только один ответ. Подняв напарницу с песка, она бьет ее о капсулу с такой силой, что у Норры из глаз сыплются искры, а капсула покачивается, подняв облако пыли и щебня.
Зачем? — спрашивает Эмари. Голос ее хрипит, будто его обработали грубым наждаком.
Нас атаковали... Империя... у меня не было времени...
Не было времени! — повторяет Джее раз за разом, так что слова постепенно превращаются в безумное кудахтанье. — Не было времени. Нет времени! Ты постоянно это талдычишь, Норра Уэксли, точно птица-пересмешник: «Нет времени, нет времени, рааааук, нет времени!» У меня тоже не было времени. Не было времени, чтобы взять свой пулевик, или квадронокль, или проклятый питательный батончик! Времени хватило только на то, чтобы ввалиться вместе с тобой в спасательную капсулу и рухнуть на планету — вот эту самую мертвую планету, о которой мы не знаем абсолютно ничего!
Она с размаху ударяет кулаком о капсулу, и металл звенит точно колокол. А потом Джее бессильно прислоняется к капсуле лбом, опустив подбородок на плечо Норры.
Охотница полностью выдохлась. Норра отталкивает ее:
Я ни о чем не жалею, — говорит Норра.
Кто бы сомневался!
Мне жаль лишь, что я втянула в это тебя.
Джее вздыхает:
Прибереги свои полные равнодушия слова, пока я не умру посреди горячих песков.
День освобождения... — срывающимся голосом бормочет Норра. — Мой муж... Я сражалась со Слоун, и... я должна это сделать.
Прекрасно, — отвечает напарница. — Давай этим и займемся. С чего начнем?
Ты ранена. — Норра дотрагивается до подруги, и от легкого прикосновения ее пальцы окрашиваются кровью. — При падении...
Со мной все в порядке.
В капсуле есть аптечка. Я могу...
Джее отстраняется, и в голосе ее слышится нажим, с которым ребенок повторяет родителю:
Со мной правда все в порядке.
Именно так бы сказал Теммин.
Мысли Норры возвращаются к сыну.
«Надеюсь, ему удалось выбраться... — И тут же следом новая мысль: — Я ведь улетела и снова его бросила...»
Задрав голову, Норра видит в голубом небе едва различимые очертания висящих на орбите звездных разру- яштелей. Они кажутся полупрозрачными, будто их на самом деле там нет. Словно это галлюцинация или жаждущий мести призрачный флот, явившийся свершить отмщение.
Похоже, мы нашли Империю, — говорит Джее, слизывая кровь с губы и хмурясь.
Но почему? Почему именно здесь?
Понятия не имею. Возможно, они скрываются. Мы довольно далеко от чего-то, что хоть как-то напоминает цивилизацию. Вдали от торговых путей, от известных планет, на самом краю Неизведанных регионов. Возможно, они зализывают тут раны, надеясь, что Новая Республика их не заметит.
Теперь заметит.
«Если только Теммину удалось улететь...»
Каков план, командир? — Джее вскидывает руки. — Еще раз спрашиваю — с чего начнем?
Что?
Ты намеревалась действовать в одиночку, но теперь у тебя есть я. Ты глава этой маленькой экспедиции. У тебя есть план?
Норра вздыхает. Прежние гнев и паника почти улетучились, и больше всего ей сейчас хочется забраться в капсулу и заснуть. На многие дни. На многие недели. Навсегда.
У меня нет плана, — признается она.
Дай догадаюсь — не было времени составить?
Ага, — мрачно усмехается Норра. — Что ж... полагаю, скоро Империя начнет нас искать. Вероятно, патрулями СИДов. — Женщина потирает глаза. — Соберем наше барахло и пойдем пешком.
В какую сторону?
Просто покрутись на месте и ткни пальцем — туда и направимся.
Как скажешь, босс.
ИНТЕРЛЮДИЯ
КАШИИК
Здесь, на склонах горы Араякьяк, что означает «Возделываемый Коготь», джунгли когда-то играли роль сада посреди дождевого леса, обеспечивая вуки разнообразными фруктами, из которых больше всего ценился ши-шок благодаря своему широкому применению: мясистый плод был вкусен и питателен, твердая скорлупа выдерживала почти любой удар, а из лиан дерева делали самые прочные веревки для связывания и карабканья по стволам.
Но бегущий сквозь джунгли детеныш всего этого не знает. Он не знает историю планеты, поскольку едва знает свою собственную. Ему неизвестно, что этот когда-то буйный дождевой лес давал жизнь его народу. Сейчас ему известно лишь, что лес сожжен и вырублен. Многие деревья сломались и обрушились друг на друга, словно хворост для костра. Другие больны от самых корней — их захватила ядовитая черная плесень, превращающая древесину в гниль, а плоды — в жесткие сморщенные стручки.
Лампавару знает очень мало. Он знает свое имя. Он знает, что у него отняли мать. Он знает, что его отец давно пропал. Он знает, что большую часть своей жизни был рабом ррраугра — безволосых имперских пришельцев. Но еще он знает, что недавно что-то изменилось.
Плохая песня закончилась. У каждого вуки в голове звучала песня — песня огня и ужаса, песня, подобная шуму крыльев роя кровососущих мух дррив-ча. Песня заставляла их работать. Песня становилась громче, когда они пытались сопротивляться молочнокожим. А самая громкая песня могла их убить — Вару помнит, как одна из его подруг-рабынь пыталась взобраться по стене бетонного бункера и песня в голове причинила ей такие страдания, что ее шея выгнулась назад и сломалась.
Но теперь песня смолкла.
Ррраугра заперли их, достали старые цепи и ошейники. Теперь они снова заставляют вуки трудиться с помощью хлыстов-шокеров и бластеров, яростных воплей и злобных угроз. С тех пор как затихла песня, стало только хуже. Но в чем-то стало и лучше.
